Кероглу - [34]

Едва ашуг Джунун сказал это, как гости зашумели. Со всех сторон послышались голоса, что пусть, мол, выступит Гассабоглу Эйваз. Все кричали и требовали Эйваза. Ашуг Джунун обвел глазами собравшихся, чтоб посмотреть, что это за Гассабоглу Эйваз, каков он из себя. Но сколько ни ждал, никто не тронулся с места. Наконец, распорядитель спросил своих помощников:

— Почему не выходит Гассабоглу Эйваз?

— Да будет долговечна жизнь твоя, — отвечают ему, — он говорит, в Туркмении много игидов, что он перед ними?

Повернулся распорядитель к собравшимся и сказал:

— Эйваз, не учи нас! Мы сами знаем, кому выходить. Встань и выйди на середину!

Смотрит ашуг Джунун, поднялся с места юноша, да такой красоты, что сам Юсиф не достоин подать ему воду для умывания! Рост, осанка, брови, глаза! Как будто стоит картина, нарисованная рукой самого творца. И видит ашуг Джунун, что нашел он, наконец, то, что искал. Сын, подобающий Кероглу, и длиннокосой, синеокой Нигяр, — он, да и только!

От радости ашуг Джунун забыл, на земле он или на небе. В пылу вдохновенья взял он свой саз и запел:

Ты над всем поднялся меджлисом,

Кто по крови своей Эйваз?

Что ты сводишь крутые брови?

Ты ведь башни стройней, Эйваз.

Нет красавиц, избегших плена,

Но лишь мать тебе знает цену.

Светел ты и пригож неизменно,

Есть ли лица светлей, Эйваз?

Не Юсиф ли ты из Кенана?

Сын паши или сын султана?

Может, ангел ты — из тумана

Жить пришел меж людей, Эйваз?

Никнет даже и лев огромный

Перед силой твоей неуемной.

Кероглу, как отец приемный,

Рад принять поскорей, Эйваз.

Я, Джунун, пою честь и смелость,

Так еще мне вовек не пелось.

В Ченлибеле бы спеть хотелось

Мне на свадьбе твоей, Эйваз.

Со всех сторон раздались крики благодарности и привета. Но ашуг Джунун не сводил глаз с Эйваза. По красоте, росту, осанке Эйваз и впрямь был достоин стать сыном Кероглу, но, — подумал ашуг, — дай-ка испытаю я его отвагу.

Прижал он к груди свой саз и спел:

Вершин Ченлибеля неистовый лев,

Придет и изранит тебя Кероглу.

Низринув хребет и скалу одолев,

Легко заарканит тебя Кероглу.

Слова эти задели Эйваза. Вышел он на середину и сказал: — Напрасно ты страшишь меня своим Кероглу.

Храбры, среди народов мы в чести,

И нас тэкэ-туркменами зовут!

Куда б ни шли — мы не свернем с пути —

Ведь нас тэкэ-туркменами зовут!

Ашуг Джунун:

Давно ему по сердцу ратный труд, —

Как ветер дунет, вспыхнет он, как трут.

И пламенем польется там и тут,

Сожжет, лишь глянет на тебя, Кероглу.

Эйваз:

Врагу глаза я выколю в бою

И, как Мансуру,[68] череп раскрою

И кровью Кероглу я оболью —

Ведь нас тэкэ-туркменами зовут!

Ашуг Джунун:

Сталь в длинных руках его так и звенит.

Он крикнет — встает за игидом игид.

Будь ты на земле, поднимися в зенит —

Найдет и в тумане тебя Кероглу.

Эйваз:

Гнедой горяч — я полечу, в пылу,

Коль тронут стремя — упадут во мглу —

Гасан — налево, вправо — Кероглу:

Ведь нас тэкэ-туркменами зовут!

Ашуг Джунун:

Как вихрь налетит — и прольется кровь

И вражеских семьдесят семь голов

Ударом одним отсечь он готов, —

Лишит дыханья тебя Кероглу.

Эйваз:

Туркменов славных соберу я в строй.

Над Ченлибелем пронесусь грозой.

Заплачет горькой Кероглу слезой —

Ведь нас тэкэ-туркменами зовут!

Ашуг Джунун:

Джунун Кероглу послужит, любя,

Пусть хлещет огонь, врага ослепя.

Посадит он на Гырата тебя,

Звать сыном станет тебя Кероглу.

Эйваз:

Коль бой начну — не будет мне преград.

Враг в страхе отведет блудливый взгляд.

Нет, мне не страшен Кероглу, Гырат, —

Ведь нас тэкэ-туркменами зовут!

Ашуг Джунун нашел то, что искал. Поэтому, не теряя времени, на другой же день после свадьбы пустился он в обратный путь. Обратясь в вихрь в пут летел, бушевал, нигде не спал, не отдыхал, долго ли ехал, коротко ли, как-то раз на рассвете добрался, на конец, до Ченлибеля. Там разнеслась весть, что ашуг Джунун вернулся. Игиды, женщины — все окружили Джунуна.

Кероглу спросил:

— Рассказывай, ашуг Джунун, откуда ты едешь? Где был так долго? Что видел, что слышал?

Прижал ашуг Джунун к груди трехструнный саз и запел:

Я обошел кочевья, города

Весну и зиму, брат мой, видел я,

Скитался по горам и по долам,

Блеск родниковой мяты видел я.

Стал горный снег оттаивать вдали.

Айвовые деревья зацвели.

Ушла зима — и светел лик земли.

И много птиц слыхал и видел я.

Бродил один я много дней подряд,

Прошел долины, тропы горных гряд,

Дворцы Алеппо видел и Багдад,

Рассветы и закаты видел я.

Отвесный зной и холод горных стуж,

И Кагызман, и Каре, Стамбул и Муш,

Чанаккала, затем Сарыкамыш,[69]

Игидов в тяжких латах видел я.

Когда Аладжалар[70] перевалил,

Когда по Эрзеруму проходил, —

Один другого в поединке бил —

И недругов проклятых видел я.

Игида с острой саблей до колен,

Не знающего страха и измен

Гассабоглу Эйваза средь туркмен,

И мужество во взглядах видел я.

Коль пир — он возглавляет торжество.

Коль бой — не отступиться от него.

И сорок дев, встречающих его

В сияющих нарядах, — видел я.

Парит он, словно сокол в небесах,

Сердца его врагов сжимает страх.

Гостей обходит кравчий на пирах.

Сверканье струн крылатых видел я.

Ашуг Джунун правдивый вел рассказ.

Полмира обошел я, торопясь,

Таких же, как Нигяр и как Эйваз,

Впервые в жизни вместе б видел я.

Песня была окончена. И все, что сказал под звуки саза, ашуг Джунун повторил снова. Он так расписал Эйваза, что все, еще не видя и не зная его, пленились им.