Кентавромахия - [4]

АТЕИСТИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ

Нонне Азарьянц

Ей снилось в эту ночь, что к ней вернулось тело:

Что стоит только сон мучительный стряхнуть —

И можно встать, зевнуть и потянуться смело,

К окошку подойти и створки распахнуть.

В халатике цветном и шлёпках полустёртых

Возиться у плиты и, убавляя газ,

Бегущее тепло угадывать в аортах,

В мизинце розовом, отогнутом сейчас...

Но утро настаёт, и верить всё труднее,

Мучительнее сон, исчерпан список тем,

Проснулась — и душа не расстаётся с нею,

А тело отнято и съёжилось совсем.

Здесь выдержана боль настоем многолетним,

Приземиста постель, протяжна тишина,

Здесь два десятка лет всё кажется последним

Косой вечерний луч, скользящий из окна.

Каких ей ждать вестей? Вот комната пустая.

С ней только мать одна — ни мужа, ни детей.

А Он глядит с небес, и боли сострадая,

Из нелюбви к себе не помогает ей.

24 мая 1971

ПОХОРОНЫI

Старуха лежит неестественно прямо,

По самые уши бела.

Она умирала давно и упрямо —

И вот, наконец, умерла.

И вот на Литовской, у Педиатрички,

Сошлась негустая родня —

Какие-то старцы, знакомцы, сестрички,

Зачем-то позвали меня.

Затем ведь, наверно, меня и позвали,

Чтоб вынести ящик гуртом,

И чтобы скамейки не так пустовали

В печальном автобусе том.

На Северном кладбище, у Левашова,

Где ямы накопаны впрок,

Запомнились лужи, и лёд, и большого

Апрельского ветра глоток...

II

А этот ящик деревянный,

Продолговатый, шестигранный

Покрыт мастикой для полов,

И ручки около углов.

Его волочат двое дюжих

Могильщиков, по икры в лужах,

И третий, было, подошёл,

Да груз, как видно, не тяжёл.

Из ямы вынуты верёвки.

Лопатами, не без сноровки,

Закопана, исчезла ты.

На холмик сложены цветы.

Прощай, убогая старушка!

Уже затеяна пирушка.

Тебя легонько помянут —

И слёз на несколько минут...

22 мая 1971

* * *

От неустроенности, что ли

От неустроенности, что ли,

От неприкаянности ли,

Уходит жизнь без нашей воли —

Дорогу скатертью стели!

Кружим у смерти на приколе,

Сидим тихонько на мели,

Живем, от этой жалкой роли

Отговориться не смогли.

Я цепенею в самом деле

И чувствую: проходит час,

И день, и вот уже неделя,

К всё идет помимо нас,

И движется без всякой цели —

И, кажется, не в первый раз.

12 декабря 1971

* * *

Время с пете́ль сорвалось.

На два пуховых сугроба

Утро в постель пролилось

Зябкое, точно хвороба.

Солнцу неважно спалось.

Меркнут трапеции, чтобы

Парой настенных полос

Вновь появиться для пробы.

Тайна, печаль и вина —

Тонкая, как седина

Ночи алмазная сутра —

Выветрилась, не видна.

Милая, как ты бледна!

Что тебе снилось под утро?

15 декабря 1971

* * *

Июнь, входящий в комнаты без стука,

Овидиева древняя наука...

Нет, я не пасынок на той земле,

Где Пастернак — Овидий в феврале.

Киприда! Перевёрнута страница.

Смотри, твоя молоденькая жрица

На раскладушке голая сидит

И в потолок испуганно глядит.

Взгляни на эти сомкнутые руки:

Как хочется им преуспеть в науке,

Как грудь божественно обнажена —

Как вся очаровательна она!

Послушница, от слез полуслепая,

Себе самой ни в чем не уступая,

Она — не падчерица на земле,

Где Пастернак — Овидий в феврале.

5 июня 1972

* * *

Бессмертник всё-таки цветёт,

Земля ещё верти́тся,

И нас ещё судьба ведёт,

И нам не отшутиться:

Сцедив в подойник свет из тьмы

Творительной десницей,

Он вечность, данную взаймы,

Востребует сторицей.

16 июля 1972 (№ 356)

* * *

Она приходит в свой черёд —

Эгоистичная, как нежность:

Зима... А мне её прилежность

Никак покоя не дает.

Ну что поделаешь! — Зима.

Земля, устроенная мудро.

Взаймы попрошенное утро.

Сиреневая полутьма.

Но всё приходит в свой черед:

И снега медленная нежность,

И утра ясная прилежность,

И ранних сумерек налёт.

29 декабря 1971

* * *

Воркует судьба-ротозейка,

И на руку мне воркотня:

Глядишь, и найдётся лазейка

У этой кумы для меня.

Я знаю: найдётся, найдётся!

Нехитрое дело — найтись.

А нет — проживу, обойдётся.

Подскажет сама: отшутись.

30 декабря 1971

* * *

Любовь, возвращаясь всерьёз,

Сторицей долги возмещает.

Порыв очистительных слез

На землю меня возвращает.

Какое блаженство с тобой

Однажды утрачено мною?

Какой искупимо ценою?

Какой восполнимо судьбой?

Какие надежды, скажи,

Какие дела и заботы,

Порывы, паденья, полёты,

Разлуки, труды, виражи?

Нехитрая азбука дней,

Пустая сумятица будней —

Что может быть проще и скудней,

Печальней, дороже, родней?

Потерянным в мареве дня,

Под серым приплюснутым небом,

В осеннем пальтишке нелепом,

Любимая, вспомни меня,

По этой земле проходя,

Над этой просторной рекою,

Над этой поспешной строкою,

За тонкою сеткой дождя...

31 декабря 1971

* * *

О, не за тем ведь, чтобы печаль

Мною владела так вдохновенно,

Светятся звезды, близится даль,

Катятся воды, всё неизменно!

Может, и правда — наоборот:

Проистекают из-за печали

Мерные всхлипы медленных вод,

Круговорот моросящей дали?

Счастье бесплодно, сердца не жаль!

Лёгкое горе, быстрая серна,

Взвейся смелее! Здравствуй, печаль!

Ты путеводна, четырехмерна.

5 декабря 1971

* * *

Ну да, это счастье.

Как хочешь, его назови —

Чернильною властью,

Болезненной тенью любви.

Болезненной тенью

Оно и приходит ко мне.

Так внятен растенью

Кусочек пространства в окне.

Им бредит дальтоник,

Глаза в бесконечность вперя,

Когда подоконник

Оближет сырая заря.

Слова, улетучась,

Прозрачным оставят вино.

Светла моя участь.