Кенозёры - [43]

Чтоб от водки тебя уберёг.

Сам ты грамотный, учишься делу,

Голова на плечах — не арбуз,

Но не пей ты ни красну, ни белу,

А скорее оканчивай вуз.

Да за девками там не гоняйся,

Вертихвостки одни в городах.

Я слыхала, что ходят на танцы —

Срамота — без исподних рубах.

Ты от них будь, сыночек, подальше.

Вот приедешь — в посёлке своём

Посерьёзнее тех и покраше

Для тебя мы невесту найдём.

Вон, к примеру, соседская Юлька,

Не отыщешь такой днём с огнём.

И не бегает по танцулькам,

Как другие подружки её.

На уме у них шейки да твисты,

Клуб — как церква, лишь нету крестов.

Настоящие к нам артисты

Приезжают с больших городов.

Весь посёлок как будто шалеет,

На концерты народ так и прёт.

Чтобы стать покультурней, умнее,

Отдают рубль с полтиной за вход.

Всё бы ладно. Не жалко тех денег,

Одного я понять не могу:

Напиваются до четверенек

И артисты — ей-богу, не лгу.

Тут на днях приезжали с района,

Так один в зал со сцены упал.

Хромоногого деда Мирона

Ведь чуть-чуть не убил наповал.

Вот и всё. Новостей больше нету.

Шлёт поклоны тебе вся родня.

Будь здоров, мой сынок. Жду ответа.

Обнимаю, целую тебя.

1974 г.

Горсть гороха

Поля, берёзы, озеро без края

И дом на всех ветрах — на берегу.

Моя деревня русская, простая,

Твой светлый образ в сердце берегу.

Озорником весёлым в мир вбегая,

Я детство здесь оставил навсегда.

И вот опять, как повесть, я листаю

Промчавшиеся юные года.

Мы родились — война уж отгремела,

Но в каждом доме тень её жила.

Она с настенных карточек глядела

На наши ежедневные дела.

Игрушки в детстве делали мы сами.

Имел я деревянный автомат,

И крепкую берёзовую саблю,

И звёздочку на шапке, как солдат,

И не было вкуснее и желанней

Картошки, испечённой на огне,

И горсть гороха свежего в кармане

Была нам слаще пряников вдвойне.

Я пас коней на выгоне с друзьями

И с дедом рыбу в озере ловил.

По осени, как все, за колосками

С большой корзиной в поле выходил.

За чёрным хлебом часто в магазине

Стоял я, сонный, бабки впереди.

Глядел, как продавец наш половинил

Буханки хлеба на своей груди.

А буквы первые я узнавал в постели,

По заголовкам выцветших газет:

В избе все стены «Правдою» пестрели,

Чистейшей правдой пережитых лет.

…Сейчас другие тут растут мальчишки,

Другая жизнь, другая новь идёт,

Другие объявления и книжки

Читает деревенский мой народ.

Совсем другие у людей тревоги.

Приметы века — перемен пора:

Грузовики грохочут по дороге,

А на полях комбайны, трактора.

Над крышами домов — телеантенны —

Квадратные стальные пауки…

Но я в одном не вижу изменений:

Живут трудом и правдой земляки,

Над озером плывут всё так же зори,

И розовые стынут облака,

И горсть гороха свежего из поля,

Как в детстве, и желанна, и сладка.

1974 г.

Гузенька

Лесная Гузенька-река

Среди болот и ёлок

Бежит — чуть шире ручейка,

И путь её недолог.

Издалека и не видна

На северном просторе.

Но без таких вот, как она,

Мельчать бы стало море.

В природе всё имеет смысл —

Даёшься только диву.

Как мир, банальна эта мысль,

Как мир, и справедлива.

1969 г.

Бабка Марфа

Я гощу у бабки Марфы,

В приозёрной стороне.

Бабка вяжет внуку шарфик

И рассказывает мне.

— Жить одной на свете худо,

День молчишь, сидишь в углу,

Не за кем помыть посуду,

Некого позвать к столу.

Смерти Бог не уподобил,

Что поделать? Надо ждать!

Вот хочу сменить обои —

Будет в доме благодать.

Дочка письма шлёт и молит

Бросить всё, приехать к ней.

Мне без воли жить, как в доле,

Смерти кажется страшней.

Вся в морщинках-паутинках,

На плечах висит жакет,

А над ситцевой косынкой

Голубой струится свет.

Божий свет, как на иконе

Над Христосовым челом.

Бабка хочет жить на воле,

Воля ей — родимый дом.

Беда

Забыть бы всё, начать сначала,

Остановиться на бегу…

Надрывно женщина кричала:

«Я жить так больше не могу!

Тебе вино семьи дороже.

А мне покоя бы чуть-чуть.

Тебе никто уж не поможет

С кривой тропиночки свернуть!

Я десять лет тебя спасала,

Хотела справиться с бедой.

Я так устала, так устала,

Что нету силы никакой…»

И было холодно в квартире,

Из крана капала вода,

А за окном протяжно выли

Под зимним ветром провода.

И у порога, как собака,

Которую никто не ждёт,

Сидел он молча, горько плакал

И знал, что завтра вновь запьёт.

Бобыль

Мой земляк Егор Морошкин

Жил на свете бобылём.

Коз доил, садил картошку,

Промышлял в лесу с ружьём.

Окуней ловил в мережи

И чужих не трогал жён.

И колхозник был хороший,

Но подружки не нашёл.

Пил вино он, зная меру,

Курил только «Беломор»,

Телевизору не верил,

Не читал газет Егор.

Сто лет жил в своей избушке,

На окраине села,

Без старушки-веселушки,

Никому не сделав зла.

Мой земляк Егор Морошкин

И сегодня тут живёт.

По утрам печёт лепёшки

И чаёк горячий пьёт.

В ус не дует, если туго,

И не скажет слово зря.

…И жалеет вся округа

Дядю Ешу-бобыля.

В лесу

Пасмурно, сыро и зябко,

Раскаркалось вороньё.

На каждой берёзе, как шапка,

Чернеет воронье жильё.

Громкие крики незримо

Уносятся в облака…

Проходят охотники мимо,

Всё мимо березняка.

Каждый, что к сроку заряжен,

В охотничьей сумке патрон

Воронам, конечно, не страшен,

Пока не стреляют ворон.

1971 г.

Дед Аким

На лесной затерянной опушке,

Как медведь в берлоге, нелюдим,

В рубленой охотничьей избушке

Доживал свой век старик Аким.

Промышлял охотой глухариной,

Знал повадки зайца и бобра,

Со своей двустволкою старинной

Торопился он в тайгу с утра.