Кенозёры - [19]
Свекровь говорит:
— Ты согласись, пригласи его вечером на гумно. А вместо тебя я его ждать буду.
Старик снова пристаёт к невестке. Та и назначила ему место свиданки. Старик вечером пришёл с работы. Дома никого. Отправился на гумно. А у старухи уж место приготовлено, соломы настлано.
— Чо, пришёл?
— Пришёл.
— Так вались.
Ну, легли. Старик работает и приговаривает:
— Вот оно, молодо-то тело, так совсем друго дело!
Обработал старушку, вынимает рубль из кармана, суёт ей в руку и спрашивает:
— Завтра-то придёшь ещё?
— Приду.
— Так завтра-то три рубля дам.
— Ты, ладно, поди, я после приду.
Входит старик в дом, старухи нет. Потом пришла.
— Ты где, старая, была-то? — сердито накинулся на неё старик.
— Где ни была, а рубль добыла, завтра захочу, три получу.
И взяла бабка деда в оборот:
— Дома бесплатно, а на гумне так и родной жене деньги платишь!
Тут и сказке конец.
Чудо на берёзе
Жили старик со старухой. Бабке надо, а дед не хочет, не шевелится у него. Старуха больной притворилась. Лекарства, какие старик из аптеки принёс, ей не помогают.
— Что с тобой, бабка, делать, не знаю.
А бабка отвечает:
— Вот что, старик. Стоит в поле низкорослая берёза, на поляне. На эту берёзу каждый вечер Чудо садится. Ты сходи-ко, спроси у Чуда, что надо со мной делать, чтоб вылечить.
Время трогается к вечеру. Старуха обрядилась Чудом, пошла и залезла на берёзу, сидит в сучьях.
Старик прямо с работы отправился на поляну. Приходит к берёзе и видит: сидит на ней Чудо. Старик и спрашивает:
— Чудо моё, Чудо, что мне с жинкой делать? Заболела, и лекарства никакие не помогают.
Чудо и отвечает:
— Возьми-ко, отделай бабку как следует ночью. И выздоровеет она.
Побежал старик домой. А бабки и нет. Расстроился.
Тут и старуха пришла.
— Где ты была, бабка?
— У соседки была, да едва и домой дошла. А ты-то ходил, старик, на поляну?
— Ходил, ходил!
Так чего тебе Чудо-то сказало?
— А Чудо говорит, чтоб отделать тебя, и поправишься. Пойдём-ко на кровать.
Свалились. Отшатал старик старуху. Дело кончили. Дед и спрашивает:
— Ну как, не легче?
— Ой, и правда полегчало.
Поужинали. Старик снова начал старуху лечить. Лечил, лечил. А утром заспал, зашибло.
Старуха выстала рано. Блины печёт. Напекла и кричит:
— Старик, вставай блины есть.
Старик поднялся и спрашивает:
— Ну как, легче сегодня?
— Поправилась совсем, старик!
— Вот, бабка, как Чудо всё знает. Надо всегда с ним советоваться.
Солдат и старуха
Шёл солдат со службы. Наголодался по бабе. «Ну, — думает, — первая попавшаяся — моя». Только подумал, навстречу — старушка с батожком. Солдат поздоровался, видит: у неё во рту один зуб торчит, да и тот гнилой.
— Бабушка, есть постановление: у какой женщины есть один зуб, ту один разок надо.
Сошли с дороги-то, легли на травку. Солдат и отработал старушку. И пошёл дальше. Бабка поднялась с травки-то и кричит вслед:
— Постой, солдатик! У меня ещё окоренок есть! Махнул солдат на бабку рукой и пошёл своей дорогой.
Саня и Комарик.
ХОДИТ ЛЕШИЙ ПО ОПУШКАМ, ДУРИТ ГОЛОВЫ ДЕВЧУШКАМ
В те дни стояла сенокосная пора, дни были жаркими. И по вечерам дети и взрослые сидели на скамеечках под окнами, отдыхали от дневных забот, вели разные разговоры. К нам на беседу в тот вечер заглянула родственница Тася. Поговорили о том о сём и как-то незаметно, не к ночи будет сказано, вспомнили про нечистую силу. Мои внуки и местные мальчишки, сидевшие тут же, на завалинке, сразу насторожились, прислушались к разговору старших. Но и нам, взрослым горожанам, было любопытно услышать о проделках и кознях лешего, ибо встречи местных жителей с ним, как говорится, имели место быть. И подтверждение тому — три рассказа, которые мы услышали от моей троюродницы Таисии Фёдоровны Прокопьевой.
Заплутали в трёх соснах
Мама моя ещё была жива и в силах. Пошли мы с сестрой Лидкой за клюквой на болото. Забрались в самый конец, за перелеском увидели свою маму. Мы и не знали, что она тоже по ягоды направилась. Подошли к ней, а она ни с того ни с сего кричит на нас: «Какого лешего сюда припёрлись? Мою клюкву брать? Я тут собираю, убирайтесь отсюдова!»
Мы глядим: ягод у неё немного, да и мелкие. Ладно, уйдём, места в лесу всем хватит. Перешли ещё один перелесок. Вдруг небо потемнело, ветер хлестанул мелким дождичком. Забрели в какую-то чащобу: малинник — выше головы, папоротник — выше головы, под ногами ямы да кочки, ноги сломать можно. И по этой чащобе не идём, а ползём. В одну сторону двинемся — нет выхода, в другую — тоже сплошные заросли. Не знаем, что делать, хоть плачь! Ещё и расспорили с сестрой: куда идти? Мне кажется — в одну сторону, а ей — в другую. Вот сидим на кочках и спорим.
Тут я вспомнила мамин рассказ, как она блудила и только после переодевания из леса вышла. «Лидка, — говорю, — давай переодеваться!» Сняли мы с сестрой платья, вывернули их на левую сторону, снова оделись. Вот не поверите, а всё так и было: глядим и глазам своим не верим — в трёх метрах от нас старая дорога, а заросли папоротника и малинника пропали, как их и не бывало. Ой как мы обрадовались, плюнули на все ягоды и домой по дороге вприпрыжку побежали. А ведь водил нас лесовой. Если бы не переодевание, один Бог знает, чем бы закончилось наше хождение за клюквой в ту осень.
