Кенийские сафари - [101]

— А инфибюляция сопровождается каким-нибудь празднеством? — поинтересовался я.

— Нет. Это сугубо семейное дело, о котором обычно даже не знают соседи. Родители девушки могут устроить лишь скромное угощение для женщин, присутствовавших при зашивании. Операцию обычно проводят повитухи из мигдан — касты отверженных.

За разговором я не заметил, как доехал до Эль-Вака — «колодцев богов». Так называется самый крупный населенный пункт на границе с Сомали, выросший вокруг многочисленных колодцев и источников, выбивающихся из известняков.

Обычно поездка сюда по однообразной пыльной равнине тянется утомительно долго. Но сегодня я и не заметил времени. Двенадцать часов за рулем пролетели незаметно.

Мы остановились перекусить у владельца небольшой лавки — какого-то дальнего родственника Юсуфа. Моя просьба дать мне стакан козьего молока вызвала небольшое замешательство. Желание гостя — закон, но доить коз, согласно другому закону, было некому, потому что это сугубо женское занятие. Исстари верблюдов доят только мужчины, коров — юноши, мелкий скот — женщины. Но ни одной представительницы прекрасного пола в лавке не оказалось.

Я заверил хозяина, что люблю верблюжье молоко еще больше козьего. Его пьют здесь пополам с чаем, сдабривая специями и добавляя немного жира. Пара кукурузных лепешек и это питье — обычная еда сомалийцев.

У дегодия свадьба

В предвечернее время на дороги кенийских равнин из окрестных зарослей всегда и повсюду выходит множество турачей. Но такого количества этих наземных птиц, напоминающих не то фазана, не то куропатку, я никогда не видел. Сотни турачей бежали перед машиной, почти вплотную подпуская ее к себе, а затем свечой взвивались вверх, громко и часто хлопая крыльями. Они пролетали с полтора десятка метров, приземлялись и вновь, переваливаясь с бока на бок, бежали по дороге. Эти птицы, особенно самцы, привлекательны не только своим пестрым оперением (природа с необычайным вкусом одела их в серовато-черные перья, усыпанные белыми круглыми пестринами). Турачи обладают к тому же исключительно вкусным мясом и во многих районах Кении уничтожаются банту в огромных количествах.

— Дегодия не употребляют в пищу птицу, — пояснил Юсуф.

— А дичь вообще?

— Это можно. Но только в том случае, если из нее правильно выпущена кровь. Подстреленную антилопу надо положить так, чтобы ее голова была повернута к Мекке. Затем над ней произносят заклинания и разрезают ей горло. Только такая дичь пригодна для сомалийского стола.

Было уже совершенно темно, когда мы въехали в Такабба. Отец Абдирашида — величественный старец с библейским лицом, обрамленным красной, выкрашенной хной бородой, церемонно раскланявшись, приветствовал меня.

— Галаб уа наксан[32] — прижимая мою руку к своему сердцу, произнес он.

— Уа фина[33] — отвесив поклон и положив его руку на свою грудь, ответил я на сомали. — Мафаида?[34]

Мои попытки придерживаться местного этикета и обычаев вызвали всеобщий восторг. Однако сомалийцы необычайно чуткий и корректный народ, и очевидно подозревая, что дальше традиционных приветствий мои познания в их языке не идут и не желая ставить меня в неловкое положение, старик тут же перешел на английский. Он осведомился, не устал ли я в пути, какое молоко предпочитаю пить на ночь, и выразил надежду, что жизнь в его доме будет для меня приятной. Затем проводил в шатер, отведенный для меня и Юсуфа. Жилища, построенные из толстых веток и покрытые циновками и шкурами, сомалийцы называют «аггар».

Тусклый свет масляной лампады освещал полукруглый свод шатра. Устав с дороги, мы сразу же улеглись отдыхать. Как и во всех богатых сомалийских семьях, спали здесь на кроватях, правда особой конструкции. Матрац, ангарабе, представляет собой деревянную раму, на которую натянуты мягкие и упругие ремни из кож. Они не впиваются в тело, а, словно гамак, легко поддерживают его в воздухе, давая возможность прекрасно отдохнуть и расслабиться.

Гибкая молодая женщина, тенью скользнув у входа, поставила глиняный кувшин с холодной водой и выдолбленный из цельного ствола пальмы таз для умывания. Затем у порога появляется другой таз, на этот раз с едой: козлятина с рисом, финиками и кисловатыми семенами баобаба, лепешки из проса, козье молоко пополам с чаем, корицей и гвоздикой.

Пряный чай жжет рот, першит горло, но зато через десять минут усталости как не бывало. Мы сидим с Юсуфом у порога, под расцвеченным фантастическим количеством звезд небом и наблюдаем за жизнью стойбища, готовящегося к свадьбе.

— Какие события предшествовали начинающимся завтра торжествам? — спросил я.

— Прежде всего Абдирашид увидел красивую девушку, полюбил ее и решил, что она должна стать его женой, — лукаво улыбнулся Юсуф.

— Ну об этом я догадался. Что было потом?

— Потом начинается церемония сватовства, или, как принято говорить у нас, «хождение из шатра в шатер». Сначала Абдирашид, выбрав вечер, когда у его отца было хорошее расположение духа, сообщил ему, что хочет жениться. Старик одобрил намерение сына и согласился помочь ему выплатить ярад.

— А что было бы, если бы отец не согласился?

— Во-первых, Абдирашиду было бы неоткуда взять деньги на ярад. Во-вторых, он не смог бы сыграть свадьбу здесь, в родной деревне. Конечно, можно было бы с согласия девушки похитить ее и пожениться в Найроби. Но это влечет за собой проклятие родителей, потерю наследства, ссору со всей деревней.