Кёнигсберг в Пруссии: история одного европейского города - [43]

Это почувствовали и кёнигсбержцы, когда в 1660 году после заключения Оливского мира^{64} курфюрст принялся укреплять признанный европейскими державами суверенитет и по отношению к сословиям.

Он требовал от них присяги на верность, они же протестовали против мира, заключённого без их согласия. Курфюрст, в свою очередь, не мог поставить суверенитет, признанный всей Европой, в зависимость от их согласия. Это привело в 1661–1663 годах к тяжёлому кризису, который воспринимался кёнигсбергским бюргерством тем более сильно, так как ему не был сломан хребет Тридцатилетней войной, как это случилось с бюргерством в Германской империи. Напротив, кёнигсбергское бюргерство было уверенным в себе, хотя и бездушным и нежелающим признавать свои ошибки. Его предводителем был кнайпхофский присяжный Иеронимус Рот, одна из самовластных и сильных личностей в кёнигсбергской истории. Многие годы он являлся представителем палаты общин в ратуше. Курфюрст там своей партии не имел, а муниципалитеты были умереннее общин и призывали к компромиссам с правителем. Так как Рот расценивал Оливский мир как незаконный, он считал своим добрым правом запросить помощи у Польши. Он отправил в Варшаву своего брата-католика Бернхарда, который, будучи иезуитом, занимался и политической деятельностью. Курфюрст созвал в Кёнигсберге ландтаг, сессия которого открылась 30 мая 1661 года и продолжалась с перерывами и в 1662 году. Самого курфюрста в Пруссии не было, и он оставил своим представителем наместника Радзивилла, а когда обстановка стала особенно критической, послал в ландтаг в качестве комиссара своего тайного советника Отто фон Шверина. Напрасно Радзивилл и фон Шверин пытались путём уговоров унять оппозицию. Рот в острых, а порою и бранных выражениях обличал тиранию бранденбуржца. Но всё же фон Шверин добился отзыва Рота из ландтага. Не имея более мандата, тот не решался покидать Кнайпхоф. Власть же правительства не доходила до Кнайпхофа. Своими призывами Рот усиливал в общинах волю к сопротивлению, вселяя в них надежды на помощь Польши и снимая их опасения, что курфюрст может войти в Кёнигсберг с войсками, аргументом, что у курфюрста на это не будет денег, если только кёнигсбержцы откажутся платить ему налоги. Фон Шверин неоднократно требовал выдачи Рота, но кнайпхофский муниципалитет отклонял это требование, так как вина последнего не была доказана.

Напряжение усилилось до такой степени, что горожане осадили крепостные валы, а ночью ввели патрулирование улиц. Тем временем Роту удалось тайно выехать в Варшаву, где он выступил представителем прусских сословий, а затем, несмотря на охрану дорог, так же незаметно вернулся в город. В глазах курфюрста действия Рота являлись явной государственной изменой. Королю Иоганну Ⅱ Казимиру прусская оппозиция сама по себе была желательной, и он заверил кёнигсбержцев письмом с печатью, что полностью их поддерживает. Предоставить запрашиваемую ими военную помощь он, однако, не может, так как тем самым он бы нарушил Велауский договор и Оливский мир. Но он надеется на открытое восстание сословий против курфюрста. Судя по всему, оно действительно назревало. Граждане трёх городов, поверив письму короля, в котором тот обещал взять их под защиту, собрались в соборе и составили встречное союзническое послание, обещая держать сторону Польши. Дни «Прусского союза», казалось, возвращались вновь. Лишь сомнения представителей некоторых цехов помешали всему собранию в целом тотчас же присягнуть Союзу. До запланированного второго собрания дело не дошло, так как наместник и верховные советники срочно призвали бургомистров запретить такие сборища, а альтштадский присяжный заседатель уже перешёл на сторону муниципалитета. Но все старания верховных советников достичь в последующие недели согласия с общинами были безуспешны, и схватить Рота им также не удалось. В конце концов курфюрст решил отправиться в Кёнигсберг сам. Фон Шверин уже давно просил его об этом. 18 октября курфюрст с двухтысячным войском прибыл в Пиллау, а 25 октября вошёл в Кёнигсберг. Хотя Рот и говорил с издёвкой, что он сам в этом случае пошёл бы на поклон к курфюрсту, однако при виде этой мощи мужество населения заметно ослабело, и народ принял даже участие в чествовании курфюрста при вступлении в Кёнигсберг. Тот пригласил в замок членов муниципалитета всех трёх городов, предварительно выставив на Замковой площади 3000 солдат в полной боевой готовности. Пушки Фридрихсбурга также были направлены на город. Советники пришли и подчинились курфюрсту. В тот же день Рот был арестован. Полковник фон Хилле поскакал с сотней драгун в Кнайпхоф. Всё выглядело как при сопровождении военного обоза, однако повозки у дома Рота были умышленно сбиты в кучу, чтобы таким образом перегородить улицу. Рот, услышав шум, неосторожно показался в окне, драгуны тут же ворвались в дом, связали хозяина и на повозке доставили в замок. Советник курфюрста Фридрих фон Иена сообщил сословиям об аресте, и те повиновались. Восстание было предотвращено.

Курфюрст назначил большую комиссию. В течение ноября она четырежды допросила Рота, признав его по некоторым пунктам виновным, однако приговор не вынесла, так как в её задачу входило расследование, а не суд. Процесс, который должен был за этим последовать, не состоялся. Курфюрст считал неуместным в связи со своим суверенным правом подвергать законность своей позиции и политики дополнительному судебному контролю. Он охотно выпустил бы Рота на свободу, если бы тот согласился признать свою вину и попросил бы о помиловании. Но Рот этого делать не хотел и не мог, так как был убеждён в своей правоте, а тому, кто прав, не пристало просить у того, кто не прав, о пощаде. 16 лет, до самой своей смерти, он находился в заключении под не очень строгим режимом. Его сын поступил на польскую службу и был секретарём воеводы Михаила Вишневецкого, ставшего впоследствии королём.