Кенгуру - [45]

— И не вспомните. Лили Марлен пела эту песню в сорок третьем.

Они подняли головы — перед ними стоял смотритель.

— Вон там автомат как раз свободен... Подойдет?

— Подойдет,— сказал Варью.

— Опустите две монеты по два форинта, и можно играть...

— Да мы знаем...

— Бывали здесь? Что-то я вас не помню...— Старик снова показал на парня с губной гармошкой.— В войну это самый знаменитый шлягер был. Солдаты генерала Роммеля распевали ее каждый вечер. Ехали на танках по пескам и пели. А ветер разносил песню по пустыне...

Когда смотритель отошел, Жожо взглянула на Варью и улыбнулась:

— Спорим, что я две тысячи очков наберу.

— Ого! Не слишком ли много?

— Ну, на что спорим?

— На кружку пива.

— Э-э, так не пойдет. Поспорим лучше на кенгуру.— Жожо взяла игрушку у него из рук и поставила на верх флиппера.— Если наберу две тысячи, то ты совсем и не превращался в кенгуру, просто это тебе померещилось. Тогда кенгуру твой, пусть он остается у тебя. А если, скажем, будет только тысяча девятьсот девяносто девять, то, значит, ты все-таки превратился в кенгуру. Вот так... Тогда я у тебя игрушку забираю: зачем настоящему кенгуру еще и игрушечный? Тогда он будет у меня, чтобы я не страдала, чтобы у меня тоже был хоть какой-то кенгуру. Ладно?

— О’кей! Только и я хочу сыграть. Если наберу больше двух тысяч, ставишь мне пиво. Уж если ты кенгуру моего хочешь забрать...

— Пиво будет... Только главная ставка пусть другая будет.

— Какая?

— Я буду эта ставка... Себя ставлю. Не понятно разве?

— Значит, как же это получается?

— Вот как: набираешь восемьсот очков — значит, ты ко мне хорошо относишься. Если тысячу четыреста — я тебе больше всех нравлюсь. А две тысячи — значит, любишь.

— Идет. Бросать монеты?

Жожо подняла руку, будто дежурный по станции, и заглянула Варью в глаза.

— Внимание! Даю отправление...

Варью опустил в щель монеты — и флиппер зажужжал, защелкал. Металлические шарики неслись по коридорчикам, желобам, через дверцы-клапаны, натыкались на перегородки, блуждали, меняя направление, на магнитных полях, метались в опасной близости от воронкообразных отверстий, падение в которые означало бы конец игры, и, чудом удержавшись на краю, мчались дальше по лабиринту путаных ходов. Стенки флиппера и поле, где скакал и метался шарик, украшали цветные рисунки: лунный пейзаж, кратеры, пропасти, бункера. Лунные жители в скафандрах бегут куда-то с ракетными гарпунами в руках. Из отверстий в земле высовываются какие-то головы и смотрят — смотрят на игрока. На краю лунного диска солнечный ветер подхватывает и отрывает от почвы нескольких лунных жителей. Они борются с ветром. На обширное поле садится звездолет, из кабины лезут зеленые человечки. Они тоже в скафандрах; на шлемах у них странной формы антенны, похожие на руки с растопыренными пальцами, изучают, словно на ощупь, окружающее пространство. Поле, куда опустился звездолет, окружает пехота с реактивными двигателями за плечами, с каким-то остроконечным оружием в руках. Все вокруг — синее, серое и красное, нигде ни пятнышка желтого или зеленого...

Жожо, забыв обо всем, орудовала манипуляторами, нажимая на кнопки, снова и снова отправляя шарик к начальной позиции, ведя его через самые трудные коридоры, самые сложные препятствия. Варью взглянул на нее сбоку: каштановые волосы Жожо метались у нее по спине, она сосредоточенно, раскрасневшись, боролась за очки, которые должны были решить судьбу игрушечного кенгуру. Варью захотелось тут же поцеловать Жожо, прижать к себе ее хрупкое, как у девочки, тело, но приходилось следить и за своей игрой. Он не слишком любил флиппер, согласился играть, собственно, только ради Жожо — и без всякого энтузиазма гонял шарик по лабиринту. Игра по-настоящему заинтересовала его лишь после того, как на счетчике появилась цифра 800. Прежде, когда он подходил к флипперу, больше трехсот — четырехсот очков ему не удавалось набрать. Понемногу входя в азарт, он нажимал на кнопки быстро и точно, стараясь предугадать, куда метнется, где остановится шарик. Иногда казалось уже, шарик вот-вот провалится и игра будет окончена, но каждый раз шарик как-то проскакивал опасное место. Мелькнула цифра 1400, потом — 2000. Варью разогрелся; шарик как угорелый метался по магнитным полям меж лунными кратерами. Рядом Жожо давно уже кончила игру, но он едва обратил на это внимание. По худому лицу его текли крупные капли пота. Шарик провалился, когда на счетчике было 2960. Варью выпрямился, вытер лоб.

— Где мое пиво?

Жожо толкнула его в бок:

— Ты сюда посмотри!

На счетчике у Жожо стояло: 2001. Варью непонимающе посмотрел на цифру и не мог взять в толк, чему он должен удивляться.

— Старина, ты же чуть-чуть не превратился в кенгуру... На одно очко меньше — и все,— сказала Жожо.

— На два. Мы о двух тысячах договаривались.

— Мне хотелось очков на десять хотя бы выйти за две тысячи...

— А мои две тысячи девятьсот шестьдесят — Я они тоже ведь что-то значат. Восемьсот очков — я к тебе хорошо отношусь, тысяча четыреста ты мне нравишься больше всех, две тысячи — я тебя люблю. Тогда что же тебе две тысячи девятьсот шестьдесят — пустяк?..