Кенгуру - [22]
— Хорошо, на этот раз очень хорошо съездил. Никаких неприятностей.
— Море видел?
— Все время по берегу ехал, от Генуи до Марселя.
— Какое оно, море?
— Синее. Кое-где, конечно, грязное: от нефти. Но вообще там следят, чтобы вода чистая была: миллионеры туда ездят загорать. Куда ни посмотришь, везде яхты, парусники, водные лыжи. Машины у них стоят прямо на пляже, у линии прилива.
— Тебе не хотелось остановиться, искупаться?
— Нет. Я же на работе был. А когда сдал товар в Марселе, тут уж, конечно, искупался. Правда, там, где я купался, миллионеров что-то не видать было.
— А кто там был?
— Французы там были. Официанты, докеры, матросы, проститутки и домохозяйки. Ели мы устриц, запивали красным вином. Со мной двое работяг было, со складов. Грузчики. Хорошие ребята.
— Ты, кстати, есть не хочешь, Йоцо? Я бы тебе соорудил что-нибудь классное.
— Пожевать можно... Бифштекс по-татарски есть?
— Сколько тебе принести?
— Тащи две порции да побольше поджаренного хлеба. Да еще пива не забудь.
Иштван Варью в это время старательно листал свой англо-венгерский словарь. Вдруг его лицо посветлело.
— Заместитель короля,— сказал он с радостным видом.
— Ты о чем? — спросил его Йоцо.
— Вицеруа значит «заместитель короля».
— Ясное дело,— сказал Йоцо.— Как, например, вице-президент.
— Только вот «М. Q.» не знаю, что такое...
— Какой-то яхт-клуб, что ли... А может, клуб пилотов-спортсменов. Эти куртки для какого-то клуба были заказаны.
— А ты где достал?
— В порту. При погрузке один-два ящика обязательно сломаются. Приходится товар заново упаковывать. Вот и случается, что кое-что забудут упаковать... Ну, пока то, се, пока эта вещь попадет в торговый оборот, никто уже не знает, где она сделана и для кого. Может, эти куртки как раз в Англию шли, там много всяких клубов. Говорят, у каждого англичанина есть какой-нибудь свой клуб.
Варью захлопнул английский словарь и вопросительно посмотрел на Йоцо:
— Ну, а вообще что?..
— Вообще? Вообще ничего, а посредине оранжевая дырка.
— Ты обещал поговорить с начальником...
— Поговорил. Замолвил за тебя словечко старику Каресу.
— Это кто?
— Начальник над шоферами.
— А он?.. Что он?
— Боится, не собрался ли ты лыжи навострить.
— Ты ему сказал, что я из Кёбани?
— Сказал. Я думаю, тут, в общем, дело не в этом: просто набора нет. Первоклассных шоферов у нас и так полно.
— Когда-то будет же набор...
— Будет... Каждый год набирают. Но ты не надейся, что именно тебя возьмут в первую очередь.
— А если б ты начальнику еще раз напомнил...
— Напомню, Ворон... Только ты все же сначала посмотри на себя в зеркало.
— Волосы?
— А... Кого сейчас волнуют твои волосы... Шоферишь ты недавно, вот в чем дело. А к нам берут ребят с солидным стажем, которые этот стаж не на пятитонках, набрали., а на больших, камионах или на автобусах. Тут требуется высокая квалификация, а кроме того, ещё политическая надежность и кое-какое знание языка.
— Видишь этот словарь, Йоцо?
— Вижу. Английский.
— Хочешь, скажу что-нибудь по-английски?
— Лучше, пожалуй, не надо.
— Почему? Не сечешь английский?
— Английский у нас меньше всего нужен, если бы ты немецкий учил или итальянский, французский. Ну, или русский...
— Знаешь, как мне английский нравится. И список шлягеров по-английски ведут.
— Что? Какой список? — Йоцо, непонимающе моргая, смотрел на Варью.
— Шлягеров.
— Н-да... Короче говоря, просись на большую машину и по возможности обходись без аварий. С авариями и надеяться нечего...
— Спасибо, Йоцо, я попробую. А всё-таки, если что услышишь, дай знатъ.
— Ладно,— ответил Йоцо, и взяв стакан, допил свое пиво.
Варью не пил — он смотрел на Йоцо, словно ожидая еще чего-то. Ободряющего слова, какой-то обнадеживающей новости, которую Йоцо забыл сообщить и теперь, под действием пива, вдруг вспомнит. Но тот помалкивал. Варью, чтобы не уходить от интересной темы, торопливо спросил:
— Как твой «вольно»?
— Спасибо, ничего.
— Не подводит тебя?
— Он у меня послушный.
— Наверно, «вольво» вести — одно удовольствие?
— Это точно. За рулем себя чувствуешь, как бог.
— Как-нибудь дашь мне повести чуть-чуть, если случай представится?..
— Вряд ли представится...
— Метров двадцать всего. Мне бы его голос услышать, почувствовать, как такая громадина трогается с места.
— Ну ладно, в следующий раз, как приеду домой, пущу тебя за руль на пару минут.
— Теперь ты куда едешь?
— Не знаю еще. В понедельник или в среду выеду. Говорят, в Италию вроде...
Подошел официант, положил на край стола деревянную доску, на которой краснели две горки сырого фарша. Рядом с доской разложил специи и на отдельной тарелочке масло.
— Самая лучшая постная вырезка. Миши четыре раза прокрутил,— сказал он и начал вилкой перемешивать мясо с маслом и горчицей, добавляя туда небольшими порциями красный и черный перец, соль, мелко нарезанный лук и чуть-чуть майорана. Старательно работая вилкой, он с улыбкой поглядывал на Йоцо.
— Знаешь, когда я маленький был, мамка мне все время рассказывала, как они с отцом в Венецию собирались, в свадебное путешествие. Дедушка мой должен был выйти из дела, получить свою часть и дать молодым денег. У него в Обуде торговля была, и неплохая. Да только компаньон его наподписывал векселей, а сам сбежал. Мать с отцом, понятно, остались в Пеште и никуда поехать не смогли; отец тогда как раз кончил учение у Хаги, стал самостоятельным мастером... А все-таки они долго еще надеялись, что как-нибудь, лет через десять, поедут в Италию и увидят море. Да тут мы появились. Нас шестеро было, детей, я пятый. Так мать и не увидела моря. А я вот как-нибудь соберусь да махну в Италию. Скоплю деньжонок и поеду.
Любовь рождается неожиданно и так же неожиданно исчезает, как будто и не было вовсе. И для чего? Ведь остается только горько-сладкое послевкусие разочарования от несбывшихся надежд…
В своем последнем завершенном романе «Взгляни на арлекинов!» (1974) великий художник обращается к теме таинственного влияния любви на искусство. С небывалым азартом и остроумием в этих «зеркальных мемуарах» Набоков совершает то, на что еще не отваживался ни один писатель: превращает собственную биографию в вымысел, бурлеск, арлекинаду, заставляя своего героя Вадима Вадимовича N. проделать нелегкий путь длиною в жизнь, чтобы на вершине ее обрести истинную любовь, реальность, искусство. Издание снабжено послесловием и подробными примечаниями переводчика, а также впервые публикуемыми по-русски письмами Веры и Владимира Набоковых об этом романе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть известного у нас норвежского писателя С. Хельмебака — это сатира на провинциальное «процветающее» общество, которому противопоставлены Андерсены — люди, верные родной земле, стойкие к влияниям мещанского уклада, носители народного юмора, здравого смысла.
«Газеты уделили очень много места одному таинственному делу: делу этого молодого могильщика, приговорённого к шестимесячному пребыванию в тюрьме за осквернение могилы и чувствовавшего с тех пор умственное расстройство. Они вмешали в дело покойного Лорана Паридаля, имя которого встречалось на судебном разбирательстве дела, двоюродного брата Регины Добузье, моей жены, состоявшей в первом браке с Г. Фредди Бежаром, погибшем так несчастно с большею частью своих рабочих, при взрыве на своей гильзовой фабрике.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.