Кенесары - [40]

Кенесары в своем письме решил использовать уловки восточного правителя: он пишет, что такие люди, как Баймухамед Айчуваков, Арслан Джантюрин и Ахмед Джантюрин, не сумели совершить нападения на него и его людей, но и они этим не оскорбились, не рубились саблями и не стреляли в них, дабы не прогневать царя. Это была еще одна небольшая хитрость. Понятно, что царь совершенно не одобрял Кенесары, понятно, что и Кенесары это знал. Однако упоминание царя не помешало бы ему и на этот раз. Тем самым он противопоставил такие могущественные фигуры степи, какими были Бай-мухамед Айчуваков, Ахмед Джантюрин и Арслан Джантюрин, самой администрации. Указал Кенесары и на то, что Лебедев разгромил в селе аулы батыра Байкадама, как он пишет, «близкого мне человека», после чего «мне оставалось предположить, что милость надобно ждать от одного бога, от русских начальников ее не дождешься. Потому я решился кое-что сделать». А решился Кенесары ни много ни мало, как довести свою просьбу о том, чтобы ему дали возможность спокойно жить, до самого императора. При этом один из подчиненных администрации мулла Яманчин должен был выступать посредником.

Уже к сентябрю 1844 года Кенесары находился в затруднительном положении. Как показали некоторые лазутчики из казахов, которые всегда выискивались, в ведении Кенесары имелось всего до 300 кибиток, то есть аул Кенесары был к этому времени уже совсем небольшим, и, как пишут, при нем состояли султаны: Чукбут, Кудайменды, Иржан и Наурызбай, также простые киргизы, называемые батырами: Джике, Джанайдар, Сатек и Чокман. Это были самые близкие люди Кенесары, его сподвижники и единомышленники, оставшиеся в народной памяти. Так, например, именем Жеке-батыра и до сих пор в горах Кокчетау называется одна из скал. Необходимо сказать, что имена всех этих батыров и таких людей, как Ержан, Наурызбай, Кудайменды, стали нарицательными и постоянно упоминаются с именем самого Кенесары или его других сообщников.

В том же сентябре 1844 года Кенесары получил ответ от М. В. Ладыженского, к этому времени уже председателя Пограничной комиссии и известного в тех краях человека. Ладыженский писал, что Кенесары сам виноват в том, что ему не оказывается никакого содействия со стороны ни Сибирского, ни Оренбургского ведомств: «Вспомните, что за восемь лет перед этими противозаконными действиями вашими в орде Сибирского ведомства в течение трех лет нарушался порядок. Целый округ, дотоле богатый, обнищался, скитались по местам бесплодным, много погибло людей, много утратилось достояния ваших соплеменников, отклоненных от должного повиновения законной власти». Но что это была за власть такая законная, которая постоянно обирала людей посредством налогов и повинностей, при любом удобном случае совершала нападения на казахские аулы. В своем письме Ладыженский заявлял, что он не в состоянии оказать содействие Кенесары в получении каких-либо милостей со стороны государя императора. Вместе с тем Ладыженский указывал на то, что за благопристойное поведение многие родоначальники получают поощрения от царских властей, за особые заслуги награждаются медалями, различного рода премиями. Ладыженский, разумеется, не упоминал о том, что все эти родоначальники, все эти подвластные султаны большей частью получали свои награды за счет коррупции, взяточничества, за счет подкупа чиновников самых различных рангов — от простых подношений до великолепных коней, которых они дарили чиновникам. В своем письме М. В. Ладыженский полностью отказывал Кенесары в том, чтобы помочь ему в какой-то степени оправдаться перед высшими слоями империи. Он писал: «Скажу вам, султан, откровенно, я с охотой принял бы участие в вашей просьбе, если бы вы сами дали бы мне на это повод вашими поступками в мое управление ордой. Поступками, которые ясно доказывали бы вашу покорность, искреннее раскаяние в содеянном зле и преданность Российскому правительству». Тем самым Ладыженский предлагал полное повиновение мятежному султану, главной целью которого было создание самостоятельного и независимого государства.

Так уж повернулись обстоятельства с сентября 1844 года, что Кенесары Касымов вынужден был обращаться к М. В. Ладыженскому с просьбой о содействии каким-либо его планам. И это можно понять- у Кенесары не оставалось выхода, но этого не хотели понимать многие его современники. Сам же он, прозорливо вглядываясь вдаль, понял, что здесь необходима сложная и большая политическая игра, чтобы в какой-то степени остановить неудержимое движение царизма на юг и восток, остановить, наконец, царские войска, которые были против него, против его самостоятельности. И для этого необходимо было сделать еще один рывок, напасть на станицы или на новые поселения, которые были созданы несколько лет назад царизмом при сооружении так называемой Новой линии. И он на это решился.

14 августа две тысячи сарбазов Кенесары Касымова, часть из которых была переодета, по военной хитрости, в казачье офицерское обмундирование, напали на Екатерининскую станицу.

Екатерининская станица была атакована по всем правилам военного искусства. На стороне Кенесары было 5 тысяч воинов, и ими был сожжен форштадт, выжжено 30 домов и уведен весь скот. За несколько дней до этого, 11 августа, Жеке-батыр нанес крупное поражение аулу алчинцев, и это казалось началом большого наступления войск Кенесары на Новую линию. Так, Жеке-батыр приказал всем алчинцам взять в руки оружие и идти с ним и с Кенесары против аулов джагалбайлинцев. В ответ на это подполковник Ковалевский с тремя сотнями казаков вышел из линии на поиски мятежников.