Кембрийский период - [125]

— Я хотел упасть в ноги великой богине, но не смею себя выдать. — И все-таки немного поклонился.

— Ты веришь по-старому? У нас за это не наказывают. Только следят, чтобы христиан старой верой не прельщал. И я христианка. Мне поклоняться не надо. Если хочешь, можешь изучить мою веру, и принять, и верить, как я.

— Я знаю это. Возможно, так и поступлю. Потом. Сейчас важно другое… Я не из Пенгверна — из Аннона. А люди Аннона хотят жить по старому. И я пришел тебе это сказать. Мы не с востока. Мы снизу. Не бежали пришли вынюхивать. И женщины, что со мной, не мать и сестра, а друид и пророчица. А я лишь проводник. Но я решил рассказать. Потому что они решить не могут. Скажи, если Аннон примет новую веру, твою, многое в жизни людей изменится?

Клирик задумался.

— Ничего, — сказал наконец, — и все. Как примете. Разумом? Сердцем? Или только ртом, который произнесет молитвы как заклинания, не понимая ни смысла их, ни того, кому они назначены?

— А хоть и так, — сказал проводник из ада. — Просто… Просто пророчица безумна, а друидка слишком верна Гвину. Кто-то должен решить. И я взял это на себя. Я хочу, чтобы Аннон выжил, богиня. И потому хочу, чтобы он оказался на победившей стороне. Я долго склонялся на твою сторону — за тебя новый бог, который много сильнее тебя, слабому ты б не кланялась, и целый мир, а за Гвином — только труп прошлого мира. Немного теплый.

— Ты говоришь, как поэт.

— А я и есть поэт. Не филид. Всего лишь бард. Но я не закончил речь. Я колебался. Гвин одним воплем разогнал великую армию — это чудо. Но ты говоришь, что мешки помогут. И швыряешься ими — и сила твоя, или нового бога, — велика. И я ждал, пока кто-то из вас не покажет слабость. И я увидел и понял — когда у тебя из рук исчез деревянный молот, — что Гвин вне своей крепости способен только на такие пакости. Он не участвовал в вылазке, не разогнал твою армию. Все, что он может, — сидеть в холме и ждать падения. И киянки воровать! А ты его осаждаешь. И если не помогут мешки, попробуешь что-то другое.

— Мешки помогут, — заверила Немайн. — Я уже слышу изменения в…э-э-э… голосе Гвина. Он стал выше. Ты заметил?

— Это страх?

— Нет, это поражение. Его сила в низком тоне. Нам осталось всего несколько дней — и можно идти на приступ. Наверное, уже и сейчас можно — но я хочу для верности еще мешков полтораста закинуть ему в глотку.

— Тебе виднее… Я всего лишь проводник. Все, что я могу сделать, чтобы Аннон услышал то, что я хочу. Пророчица безумна — и я не могу знать, что она выбрала, хотя, кажется, тебя. А друид не вернется в Аннон. Сделает шаг с безопасной дороги. Случайно. Это я тебе обещаю.

Еще раз поклонился и ушел. Делать свое дело.

Свой мангонель Рис ап Ноуи запускал как собирал — точно так, как первый. Было лишь одно маленькое отличие. Пришла ему в голову мысль — выстрелить не мешком с землей, а камнем подходящего веса. В низовьях Туи легко найти булыган нужных размеров. Веревкой снаряд обвязывать не стали. Наверняка порвется при ударе о скалу.

— Не попадем в зев, так тряхнем супостата! — провозгласил принц, и простер руку к крепости Гвина. Наградой стал восхищенный взгляд жены. В которую он, кажется, ухитрился влюбиться еще раз: поверх и посильнее прежнего. Нет, Гваллен и раньше ему помогала в королевских делах. Но то все были игрушки, способ немного украсить скучную в общем-то жизнь: суды, пошлины, хозяйство. Теперь же началась война. И Гваллен постаралась сделать суровый походный быт романтичным, пиры веселыми, а уж совершать подвиги на ее глазах было сущим удовольствием! Подвигов Рис пока за собой числил три. Во-первых, восхождение на холм. До вершины добраться он не сумел, но выдержал один крик и поднялся выше всех, исключая саму Немайн и викария Адриана. Во-вторых, три раза делал поправку на ветер для машины Немайн — и все три раза точно попал в "Гвинову глотку", как прозвали вход в тулмен рыцари. В третьих, первым заметил саксов. Любовался природой с наблюдательной башенки лагеря. Бдительность молодого принца все заметили, хотя саксы оказались мирные. Даже союзные. Мерсийское посольство к брату. Узнали, проезжая через его домен, что армия короля, брат короля и крещеная богиня войны осаждают крепость языческого бога Гвина. Ну не могли они пропустить такое эпическое событие, завернули. Командующий спал с лица совсем, но не пустить союзников — и таких же вассалов короля Британии, пусть и отсутствующего сейчас, — понаблюдать за осадой не мог. Впрочем, эти саксы оказались не совсем и саксами. Посол, граф Окта Роксетерский, выглядел как бритт, разговаривал как бритт, родился от матери-камбрийки и правил городом, который не был саксами завоеван, но вошел в состав Мерсии добровольно, в надежде найти управу на вражин нортумбрийцев. Свой король погиб в сражении со всеми наследниками, вот король Пенда и прислал в графы отличившегося воина. Который, по его разумению, был способен поладить с бриттами.

Окта поладил. Настолько, что, заговариваясь, постоянно обзывал свой Роксетер Кер-Гуриконом. Свита посла тоже была разбавлена несаксами и полукровками. Секретарем оказался камбрийский монах. Который немедленно вылупился на отца Адриана как на диво дивное и даже на уши Неметоны внимания после того не обратил. Ходил и бормотал под нос: