Кельтский круг - [64]

— Знаешь что, — пробормотал он в промежутке между двумя большими кусками свежей молочной булки с мясной нарезкой, листьями петрушки и кольцами лука, — все так удивительно быстро вышло из-под контроля. Сначала о Плазме даже речи не было. Потом оказалось, что его видел один тип, который в метре и слона не разглядит, причем он вспомнил про Плазму лишь при повторном опросе. Но вдруг выясняется, что его заметил еще один свидетель, а до этого я и сам видел, как Плазма шел через поле — к вилле, на которой прятался. Ильдирим встретила его в городе, тогда он волновался и, очевидно, хотел передать какое-то послание неизвестной женщине, а о чем, мы не знаем. То есть он изменил своему привычному поведению, установившемуся за десяток с лишним лет. Вопрос — почему? Зато в одном он не меняется: по-прежнему говорит и пишет про убийства. И он знает про эти преступления. Возможно, читает газеты, прежде чем употребить их на подтирку. Но возможно также, а по мнению многих, и весьма вероятно, что сумасшедший даже не понимает смысла прочитанного. Врачи считали его безобидным, однако именно в этом вопросе они нередко ошибаются. Он — не типичный преступник, но поскольку хрестоматийный подозреваемый парализован и беден, да и в конечном счете у него почти безукоризненная репутация, речь идет только о Плазме. Я и сам пока что верю…

— Вот пример того, как устроен мир, — процедил Фабри и рыгнул. После четырех огромных бутербродов он съел большую порцию мюсли с орехами, лесными ягодами и тростниковым сахаром. — Люди не в силах допустить, что истина — всего лишь истина, и ничего более. Они сочиняют складные версии, делают из сумасшедшего какого-то демона. Лучше бороться с демоном, чем ничего не делать…

— Вчера ты утверждал прямо противоположное.

— Согласен. Но оба высказывания верны. Если только понять, что истина прекрасна сама по себе, тогда и версия, которая ведет к истине, должна быть красивее других. Если это понять.

— И ты это делаешь? — спросил Тойер немного нервно. — Здесь, в столовой? Всегда?

— В моем доме шесть столовых. И ем я повсюду. Хочешь, я испеку оладьи?

Могучий, а теперь еще более отяжелевший сыщик Иоганнес Тойер явился на работу почти минута в минуту. Улицы были свободны, а водить машину ему нравилось все больше. Но на службе он вдруг понял, что все валится у него из рук. С одной стороны, со всех сторон на него сыпались поздравления с героической поимкой Голлера, с другой — его по-прежнему никто не слушал. Лейдиг сидел на больничном. Хафнер выведен из строя — началось расследование в связи с применением огнестрельного оружия. Штерна просто щадили, а искали по-прежнему Плазму.

Гаупткомиссар поговорил с Ильдирим — та, нервничая, потребовала, чтобы он помог ей найти линию поведения, отличную от линии Момзена, но Тойер и сам бродил в потемках. В конце концов он поступил так, как привык поступать в последнее время: неофициально созвал вечером свою группу и с большой неохотой пригласил Ильдирим.

Девять часов вечера, духота и дождь. Тойер высунулся в окно мансарды и подставил голову под дождевые струи. В дверь позвонили. Группа начала собираться. Сыщик, не предлагая никому кофе или чего-нибудь покрепче (он позвал всех не в гости, а на рабочее совещание), с нетерпением ждал, когда она будет в полном составе. Потом взял слово:

— На мой взгляд, вот в чем главная трудность. Плазма, скорее всего, мертв. Серия убийств, вероятно, закончилась. Когда-нибудь, — он вспомнил свой собственный приказ, — Гросройте найдут, вернее, найдут его труп. Доказать его вину с полной достоверностью нам никогда не удастся, но, за неимением лучшего, дело будет закрыто. И благодаря нашей тупости убийца выйдет сухим из воды. Мы должны еще раз начать все сначала, с нуля…

Ильдирим перебила его:

— Я уже слышать об этом не могу, но дело обстоит именно так. Плазма скрылся, исчез, а истолкование его странных сочинений…

До сих пор хозяин квартиры ловко ухитрялся избегать прямого обращения к прокурору. Он просто не знал, как к ней обращаться — на «ты» или на «вы».

— Спрашивается, могли такое написать душевнобольной убийца? — сказал он. — Мы не подумали о том, мог ли человек с нездоровой психикой, одержимый убийственными фантазиями, написать нечто подобное, если бы стал свидетелем убийства. И ведь он хотел передать записку с очередным сочинением какой-то женщине. Не так ли?

Об этом случае молодые помощники гаупткомиссара уже не помнили, и Ильдирим снова рассказала, как возвращалась из Управления по делам молодежи и стала очевидицей этой сцены.

— Я не утверждаю, что женщина, которую Гросройте увидел в городе, и есть убийца; возможно, она вообще не имеет никакого отношения к нашему расследованию. Но не исключено, что она похожа на женщину, причастную к преступлениям. Единственное, что нам точно известно, — то, что Гросройте воспринимает мир совсем иначе, чем мы. — Шеф группы стукнул кулаком по столу. — Нам нужно еще раз поговорить со свидетелями. Мы как-то слишком поспешно завершили тот этап следствия. Я не исключаю, что наиболее вероятна все-таки версия с любовниками…

— Рогатый супруг… — Лейдиг с глупым видом теребил бордовый галстук-бабочку. — Он же в прошлом левак, сидит парализованный в инвалидном кресле…