Кеес Адмирал Тюльпанов - [51]

– Да разве не знаешь, что сегодня нельзя поднимать шары? Испанский начальник запретил.

– Тьфу ты! – сказал Рыжий Лис. – Я разрешаю, а он про начальника.

– Не знаю, кто ты, благородный мальчик, – сказал старик. – В твои годы ты мог быть и принцем. Но, судя по одежде, власти у тебя не больше, чем у каждого из нас. Как же ты мог разрешить?

– Это мне плёвое дело, – сказал Рыжий Лис. – При чём тут одежда? У меня, может, папаша герцог.

– Ты разрешил поднять красный шар на башне, когда увидят парус?

– М-да… – задумчиво протянул Рыжий Лис. – Кажется, я разрешил наоборот. Поднять красный шар на парусе, когда увидят башню.

– Просто не знаю, кому теперь верить, – сказал старик. – Пойду посоветуюсь с кем-нибудь.

Старик ушёл, а я толкнул Лиса в бок.

– Ты хоть знаешь, о чём разговор?

– Понятия не имею, – сказал Рыжий Лис.

– Зачем же дурачил старику голову?

– Люблю побеседовать с простыми людьми, – сказал Лис.

Скоро недалеко от нас сидели уже несколько стариков. Они переговаривались и посматривали в нашу сторону,

– Не пора ли сматываться? – сказал я Лису,

Но к нам уже подходили. Теперь спрашивал другой старик, в толстой вязаной фуфайке и шерстяном берете.

– Виллем Виллемс говорит, что ты разрешил поднять красный шар на первом парусе.

– Разрешил, ну и что? – сказал Рыжий Лис, а сам уже вертит головой и собирается пуститься наутек.

– Эй! – крикнул Мудрила со своего места. – Что там за сборище?

Старик обратился к нему:

– Я Клаас Бенкельсзоон, родственник того Бенкельсзоона, который придумал солить селёдку. Сегодня первый день, когда с улова возвращаются наши суда. Раньше мы поднимали на городской башне красный шар, когда видели первый парус. Но теперь дон Педро, капитан аркебузиров, запретил это делать. Тогда мы просили разрешения поднять красный шар на парусе, чтобы жители видели, что хюлка2 идет с уловом. Для нас, рыбаков, это всегда большой праздник. Дон Педро запретил и это. Он боится морских гёзов… – Старик в берете перевел дух. – Я вам рассказываю всё потому, что вижу, вы нездешний. А так бы вы знали сами.

– Возможно, – сказал Мудрила.

– Но Виллем Виллемс говорит, что тот рыжий мальчик сын большого начальника, и он разрешил поднять красный шар на первом парусе. Скажите, это правда?

– М-м… – Мудрила почмокал губами. – Правда… Правда вещь не простая. С одной стороны это может быть правдой, с другой – нет. А в целом это опять может стать правдой… Ну и так далее…

– Нам не понятно, – сказал родственник того Бенкельсзоона, который придумал солить селёдку. – Если вы потешаетесь, то вместе с мальчишкой потешаетесь над всем Влаардингеном. А палки у нас крепкие.

– Сейчас будут бить, – шепнул я Рыжему Лису. – Тут уже целая шайка…

Шайка не шайка, а несколько местных мальчишек окружили нас и пригоршнями набирали камни.

– Да, адмирал, – сказал Рыжий Лис, – вот так и вляпаешься ненароком.

– Смотрите! – вдруг крикнул кто-то. – Красный шар!

Мы обернулись и увидели, что к берегу идет судно с тугим белым парусом и красным шаром на мачте.

– Тьфу ты! – сказал Рыжий Лис. – Ну и везёт! То сон в руку, то вранье в руку!

Вслед за первым по горизонту высыпала целая стая белых парусов. Они шли ходко и быстро нагоняли судно с красным шаром.

– К пристани, к пристани! – закричали влаардингенцы. – Встречать улов!

– Уррраа-а! – завопили мальчишки.

– А вам первую бочку самой нежной, самой жирной голландской селёдки! – издали крикнул нам родственник Бенкельсзоона, и все побежали вдоль берега к пристани.

– Мерси, – сказал Рыжий Лис, переводя дух.

Все паруса уже обогнали красный шар, а тот стал заваливаться влево и направился прямо к нам.

– Я его выдумал, вот и шпарит ко мне, – сказал Рыжий Лис.

Долго ли, коротко, судно – а оказалось, что это не крутобокая хюлка, а так, какой-то заморыш, – подкатило к берегу и ткнулось в песок. Судите сами, что за мореход, если подполз к берегу по такой мелкоте.

Парус опал, и красный шар опал. Только… только, ей-богу, это был никакой не шар. На палубу вылез полуголый человек, очень толстый, в одной рубашке до пупка. Человек дернул за веревку. То, что мы приняли за красный шар, свалилось на палубу. Человек покряхтел, сунул ноги в этот… да нет, никакой не шар, просто в короткие и пузатые красные штаны. Видно, они сушились на мачте, и ветер надувал их, как колбасу.

Толстый человек снова покряхтел, вытащил очки, нацепил, уставился на нас и вдруг заверещал тоненьким голосом:

– Братец! Да, никак, это ты, беспутный!

Тут и Мудрила свои очки нацепил и тоже как закричит страшным голосом:

– Да, никак, это ты, братец бестолковый!

ЧТО РАССКАЗАЛА ЭЛЕ

Самое интересное было не в том, что Мудрила встретил своего брата. Того самого, о котором рассказывал, как тот нанимался лекарем в московитские земли, но его прогнали.

Гораздо интереснее, что, увидев Эле, брат Мудрилы буркнул:

– Привет, бубнилка. Где пропадала?

А Эле захлопала глазами, руками всплеснула и говорят:

– Ой, Еремей Иваныч!

Брат Мудрилы сразу надулся, отбежал в сторону и капризным таким голосом говорит:

– Не буду ни с кем разговаривать! Надоели мне ваши Еремеи! Домой приехал, а они опять – Еремей Иваныч! Не буду ни с кем разговаривать!