Кеес Адмирал Тюльпанов - [50]
– Влаардинген! – ужаснулся судовщик. – Но мне нужно в Оверсхи, взять товар, а потом во Фрисландию!
– Собака! – крикнул зелёный камзол и схватил судовщика за грудки. – Везти Влаардинген! Лейтенант де Орельяна!
– Но как же идти во Влаардинген? Надо возвращаться назад и сворачивать по каналу, а там земля мягкая, лошади провалятся.
– Собака, – снова сказал испанец, но уже тихо. Лицо его побледнело, усы топорщились. По лбу вместе с потом катилась каплями кровь. Он вытащил из ножен широкий короткий кинжал и острием приставил к груди судовщика.
– Собака, – прошептал испанец. – Везти Влаардинген…
– Сам ты собака, – вдруг отчётливо сказал судовщик и тоже побледнел.
Он тут же отскочил и схватил с палубы молот.
– Сам ты собака! – крикнул он и швырнул в испанца молот.
Тот судорожно рвал из-за пояса пистолет, но не успел. Тяжелый молот ударил в грудь. Зелёный камзол вскрикнул, перевернулся и ничком повалился на палубу.
– Вот тебе Влаардинген! – крикнул судовщик и кинулся к борту.
Но тут его догнала сабля другого испанца. Она вошла наискосок около шеи.
– Ох! – сказал судовщик. По его изумленному лицу пробежала судорога, и он съехал на палубу, привалившись к борту.
Всё это произошло мгновенно. Никто из нас и пошевелиться не успел.
Тот, что ударил саблей, в чёрном плаще и такой же шляпе, сунул клинок в ножны и мрачно спросил:
– Кто такие?
– Бродячие артисты, – дрожащим голосом ответил Караколь.
– Чей фургон?
– Наш.
– На этом фургоне отвезёте лейтенанта де Орельяну и… – Он подошёл к испанцу в зелёном камзоле, перевернул его обмякшее тело, посмотрел в открытые глаза. – Только лейтенанта Орельяну. Отвезёте во Влаардинген. Вместе с солдатами. Девочка будет менять повязки.
Он посмотрел на крепость Польдерварт, на отступающих испанских солдат и пробормотал:
– Проклятая земля, проклятая война…
Под каблуки его сапог текла через палубу кровь.
О КРАСНЫХ ШАРАХ И ДВУХ БРАТЬЯХ
Потом я долго помнил случай на барке «Улитка». Судовщик вёл барку за товаром в Оверсхи, и казалось, ничего важнее для него нету. Лис говорил, что погиб он ни за что. Просто не сдержался, а надо было помолчать. Может, и так. Но откуда Лис знает, почему не сдержался судовщик? А если у судовщика вся семья побита испанцами и не осталось никакого терпения? Да мало ли что. Во всяком случае, покинул он этот свет не просто, а увел за собой испанца и, может быть, спас тем самым кому-то жизнь.
А мы против своей воли оказались во Влаардингене на берегу залива. Правда, до Роттердама отсюда не дальше, чем от Оверсхи, но разница в том, что в Роттердаме и Оверсхи стоят войска принца, а здесь, во Влаардингене, несколько рот испанцев, немецких наемников и верных королю Филиппу валлонов.
Теперь я понимал, что атакой Польдерварта испанцы пытались вбить клин между Дельфтом и Роттердамом, но это у них не вышло, а лейтенант Орельяна умер, не доезжая Влаардингена. Всю дорогу он бредил, бормотал то по-испански, то по-голландски. То об эскудо, которых ему не доплатили, то о какой-то Марии. Потом он затих, страшно побледнел, и на лоб упали капли голландского дождя. Вот и всё, что он заработал в наших краях.
Влаардинген отнял у нас пару дней. Становилось жарко, вода в море как парное молоко. Мы с Лисом много купались, а потом лежали на песочке. Пригреешься так и думаешь: куда спешить? Смотришь в морскую даль, и кажется, что, может быть, там, за островами-проливами, упрятана настоящая жизнь, а здесь, у тебя под боком, не самое важное.
Нет, не советую, если есть важное дело, устраиваться на песочке у синего моря. Трудно бывает подняться. Правда, и в Роттердам теперь было попасть не просто. Говорили, что севернее Влаардингена у испанцев много застав.
От нечего делать я присматривался к солдатам, палатки их стояли на берегу залива. Не очень-то они засиживались в лагере, всё больше шатались по улицам и опустошали кабачки. Особого порядка у них не заметил, и если б напасть врасплох, многих можно положить на месте. Между собой они не очень ладили. Валлоны не любили немцев, немцы – испанцев. Они ссорились и часто дрались.
Даже среди своих не было дружбы. Кавалеристы свысока смотрели на пехотинцев. Из пехотинцев важнее всего держались мушкетёры, за ними аркебузиры, и за последних людей считались копейщики, особенно те, которые без лат.
Вот так однажды валялись мы с Лисом на песочке, а поодаль сидел Мудрила. Он всё бормотал:
– Пушки… м-да… надо подумать о пушках. Пушки-подушки…
Видно, придумывал что-то новенькое. Подошёл какой-то старик в шляпчонке с пером и в рыжем потертом плаще.
– 0-хо-хо… – сказал старик и присел рядом с нами. – Ждёте, ребята?
– Ждём, ждём, дедуля, – тут же ответил Рыжий Лис, хоть ни я, ни он никого не ждали.
– Бывало, разве так мы встречали? – сказал старик. – Я, дорогие благородные дети, служил в магистрате и сам поднимал на башне большой красный шар. Ей-богу, это был я, Виллем Виллемс, хоть у кого спросите.
– Верим, дедуля, верим, – сказал Рыжий Лис и зевнул. – Только разве красный был шар, не зелёный? Или хоть голубой?
– Красный, благородные дети, огненно-красный. Красный издалека видно.
– Ну в чём дело, дед, – сказал Рыжий Лис, – давай сейчас подними. Можешь фиолетовый или жёлтый.
