Кеес Адмирал Тюльпанов - [11]

В общем-то, конечно, далеко ещё до корабля с мехеленскими пушками. Но то, что я буду адмиралом, – это точно. Я и сейчас могу им стать, только сухопутным. Но это на время. Есть же у нас в городе всякие капитаны, короли и маршалы. Вот, например, Якоб Тетроде генерал «Общества фиалок». Какой из него генерал? Он и шпагу-то не поднимет – такой тощий и бледный. Правда, острый на язычок. Как начнёт шпарить шуточки, да всё стихами, так все помирают.

А я бы стал Адмиралом Тюльпанов. Да, Эле! Нарисовал бы в нашем гербе красный цветок дяди Гейберта. Вот он, смотри: у него четыре лепестка, а сверху он похож на корону. В тюльпаны я принимаю тебя, Караколя, Боолкин и Михиелькина. Пусть даже Пьер и Помпилиус будут тюльпанами – они большие и сильные.

Вот видишь, нас уже семеро, а там посмотрим. Я говорю тебе, Эле, тюльпаны не подкачают, было бы дело. Например, схватка со взводом рейтар. Как думаешь, сколько придавит Помпилиус? Я, по крайней мере, троих могу уложить из своего пистолета.

Адмирал Тюльпанов – вот здорово! У меня прямо под ложечкой засосало, как от голода, – так захотелось, чтобы кто-нибудь понял, что я и есть тот самый адмирал.

Эй, тюльпаны! Я даже на ноги вскочил – так мне захотелось сразу созвать всех под знамя. Знамя у нас будет белое с красным тюльпаном в верхнем углу. И герб тоже с тюльпаном. И барабан. Эле, ты ведь барабанщица. Бери свои палочки и – трам-та-рам! – бей сбор. А ты, Михиелькин, будешь поваром, потому что любишь поесть. Боолкин назначим казначеем: ей нравится раскладывать ракушки. Пьер и Помпилиус станут бойцами. Грудь вперед – рррр! – на врага. А Караколь… Неужели назначать его шутом, как и положено в каждом братстве? Ну пусть не шутом, пускай будет кем хочет.

«Военное Братство тюльпанов»! Тюльпаны против испанцев!

Я так размечтался, что мне уже мерещилось, как в клубах пыли мчатся на армию Филиппа войска. А впереди на чёрном коне адмирал. В одной руке шпага, в другой – знамя. А там уже на рейде стоят корабли, по трапам идут колонны свирепых зеландцев – тоже войска тюльпанов. Пушки гремят, визжат ядра. И падает закопчённое испанское знамя…

Ух, здорово!

Потом я почесал затылок и посмотрел на Эле. Слабая девчонка. Подумал про Михиелькина и Боолкин: какой от них толк? Пьер и Помпилиус, хотя и силачи, но ничего не смыслят в военной науке. А Караколь вообще отказывается воевать.

Да, несладко нам, видно, придется. Пожалуй, от меня только будет толк. Да что говорить, на улице Солнечная Сторона я поколочу любого. А как я дразнил испанца? Нет, со мной шутки плохи. Вот поучусь стрелять и бросать нож в доску, то ли ещё будет! Ничего, тюльпаны, не пропадёте с таким командиром!

Пока я размахивал руками, прибежал Михиелькин и сказал, что перед домом стоит Слимброк и уговаривает Караколя продать ему Эле.

Как, нашу барабанщицу? Я выбежал на улицу.

– Смотри, шут, – говорил Слимброк, – я мог бы тебя засудить и тогда бы уж взял девочку без помехи. Но я даю тебе целых десять флоринов. За что? Конечно, не за её душу. Тут не торгуют людьми. Даю тебе десять флоринов за то, что лишаю барабанщицы. Беру её к себе в дом. Одену её, как полагается, отдам в школу… Очень мне нравится девочка. Нечего ей с тобой шататься, пора и о жизни подумать.

– А, это ты, Кеес, – сказал Слимброк. – Я на тебя не сержусь, чего не бывает. Где эта миленькая девочка? Веди-ка её сюда. Дам и тебе целый флорин.

– Почтенный горожанин, – сказал Караколь, – зачем мне твои флорины? Она мне, может, как родственница…

– А мне будет дочка, – сказал Слимброк. – О том и речь. Научу её прясть, сбивать масло…

Караколь засмеялся и щёлкнул пальцами.

– Чего смеешься? Разговаривать её научу. Ты ведь сказал, что она молчит всё время?

– Конечно, молчит. – Караколь улыбался. – Зачем тебе такая?

– Люблю молчаливых. Так что, по рукам?

– Почтенный горожанин… – Караколь перешёл на шепот.

– Что-что? Ты чего зашептал?

– Тсс… – Караколь приложил палец к губам. – Девочка очень дорогая, из хорошей семьи, понимаешь?

– Эх… – Слимброк скривился. – Наверное, украл ребенка?.. Да ладно, не моё дело. Пятнадцать флоринов.

– Тысячу.

– Что ты сказал?

– Я говорю – тысячу золотых флоринов, – прошептал Караколь. – Ни монетой меньше.

Слимброк просто оцепенел. Даже язык у него не сразу заворочался.

– Да вся моя мастерская не стоит тысячи золотых флоринов! Ты что, спятил? А, шутишь… Ну ладно. Теперь ты не получишь и одного серебряного, запомни! А про девочку ещё поговорим…

И он ушёл недовольный.

Я побежал к Эле. Но в саду её не было. Мы обыскали весь дом, пока не нашли её на самом чердаке. Как только она туда забралась! Эле пряталась за старой бочкой, в которой отец сушил на зиму торф. Она испугалась, когда я стал тащить её вниз. И тут первый раз услышал, как она говорит по-голландски:

– Нет, нет! Не хочу. Огневик.

ВЫЛАЗКА

Почему она так боялась Слимброка, мы до конца не выяснили. Может, путала с другим человеком? Она показывала на огонь, потом на волосы. Значит, человек тот был рыжим. А Слимброк чёрный как головешка.

Кое-как я понял, что рыжий тот, Огневик она его называла, неприятный человек. Он даже вроде бы кого-то убил. Но я сказал Эле: «Не бойся никаких рыжих-конопатых, мы их колотили и будем колотить. Нечего трястись по разным пустякам, тем более что Слимброк не рыжий. Просто хотел, чтобы ты всю жизнь щипала его дохлых овец. Вот так-то».