Казус Липмана - [5]

Шрифт
Интервал

Спешил он делать добро и попавшим в беду единоверцам. В 1734 году у шкловского еврея Кушнеля Гиршова неким поручиком Бекельманом и солдатом Иванчиным был украден малолетний сын, Берк. И вот последовал именной указ от 19 ноября о возвращении сына отцу и о наказании похитителей. Вдумаемся в сам факт: в России действует закон о недопущении иудеев в империю, а императрица вдруг озаботилась делом какого-то там еврея (да где? - в медвежьем углу, захолустном белорусском местечке) и приняла участие в его судьбе. И это заслуга исключительно Липмана: именно ему была отослана копия этого указа. Можно только догадываться, сколько дипломатии, такта, да и смелости, употребил Леви, чтобы побудить юдофобствующую самодержицу обратить внимание на его злополучных соплеменников!

Он, как и его европейские сотоварищи, ходатайствовал перед троном за своих единоверцев, и ему удавалось что-то сделать. По словам современника, он получил разрешение от императрицы ⌠держать при себе евреев, сколько ему угодно, хотя вообще им возбранено жить в Петербурге и Москве■. А историк Лев Тихомиров утверждает, что благодаря Липману в столицах прочно укрепилась целая еврейская колония. Факты свидетельствуют, что фигура Леви стала своеобразным центром жизни иудеев, как это было принято и в Европе, где вокруг придворных евреев группировалась обычно религиозная община. Липман поддерживал тесные отношения, и не только коммерческие, но и приятельские, с откупщиком Борухом Лейбовым (1663-1738). Тот жил в Москве, в Немецкой слободе, в доме ⌠у золотаря Ивана Орлета■. При этом Лейбов и его зять Шмерль, также проживавший в слободе, выполняли обязанности резников при Липмане и его слугах. В этом же качестве выступал и еврей Авраам Давыдов, который был на это ⌠благословлен от синагоги в польском местечке Копуст■. Давид Исаков и Авраам Самойлов состояли там приказчиками, а некий Файвес - писарем Липмана, и все они проживали ⌠у иноземши Болденши■. Эти иудеи часто наезжали в Польшу, в местечко Дубровна со значительным еврейским населением, где обосновался с семьей сын Лейбова Меер. Здесь, вдали от досужих глаз, была проведена брит-мила (обрезание) новорожденному внуку Лейбова Иуде, а также злополучному капитан-поручику Александру Возницыну, впоследствии сожженному за это на костре. И в качестве моэля выступал Файвес, который, как говорится в следственных материалах дела о Возницыне, был ⌠от рабинов благословен на обрезание рождающихся от жидов младенцев■.

Однако едва ли Липман оказал какое-либо влияние на общее положение иудеев в России, как полагает Александр Солженицын. Руку Липмана он видит в том, что указы Анны о запрете евреям арендовать земли в Малороссии (1739) и о высылке оттуда за рубеж шестисот иудеев (1740) фактически остались невыполненными. Но очевидно, что гоф-комиссар тут вовсе не при чем, а виной всему как головотяпство местных властей, так и заинтересованность малоросских помещиков в еврейских арендаторах. О том, что Леви веса и влияния тут не имел, свидетельствуют и действия Бирона в Курляндии, где он был ⌠своя рука √ владыка■. Иудеи селились там давно и традиционно занимались ремеслами, мелкой торговлей и арендой. И показательно, что 3 июля 1738 года, а затем 4 июля 1739 года последовали постановления о том, чтобы все они, без исключения, уплатив налоги, покинули герцогство ко дню Св. Иоанна, то есть к 8 марта 1740 года. А помещикам, укрывающим иудеев у себя, пригрозили немалым денежным штрафом! И это в то время, когда Липман был фактическим министром финансов Курляндии! После этого как-то слабо верится в то, что Бирон ⌠следовал только тем советам, которые одобрит жид Липман■.

Если бы Леви был всемогущ, неужели он вообще бы допустил дискриминационные анти-еврейские законы? И уж, конечно, отнюдь не с его благословения 15 июля 1738 года при большом стечении народа состоялось сожжение на костре Боруха Лейбова вместе с якобы ⌠совращенным■ им в ⌠жидовство■ Возницыным. Кстати, именно в деле Лейбова и Возницына Липман проявил себя как самоотверженный друг. Семидесятипятилетний Лейбов, облыжно обвиненный в прозелитизме иудаизма, был обречен на мученическую смерть. При этом его должны были допрашивать с пристрастием и поднять на дыбу в зловещей Тайной канцелярии. Леви, конечно, не мог предотвратить казнь, но сделал все возможное и невозможное, чтобы облегчить участь товарища. И он не убоялся вызвать огонь на себя и обратиться к разъяренной на cего ⌠жида-совратителя■ Анне Иоанновне c просьбой не подвергать старика пыткам. И своего добился!

Некоторые историки утверждают, что Липман и Бирон были связаны самым теснейшим образом. Но близость их, на наш взгляд, не столь бесспорна. Ведь иудей был отнюдь не единственным кредитором герцога: Бирон испытывал постоянную нужду в деньгах и занимал их у кого угодно (даже у своего камердинера). И богатеи, к евреям никакого отношения не имевшие, ссужали временщика куда большими суммами, чем наш гоф-комиссар.

Едва ли Липман, как утверждается, и сам был наушником герцога, и дворец опутал целой сетью соглядатаев, шпионивших в его пользу. Говорят, он предупредил своего патрона о готовившемся против него заговоре и перевороте. Драматург Николай Борисов в своей исторической комедии ⌠Бирон■ (1899) рисует подобную сцену, где временщик отвечает на такое предостережение с ужасающим немецким акцентом: ⌠Полни вздор болтай┘Ах, Липман! У каво поднельси штоб рука на мой особ?■. Однако подобная беспечность как-то не вяжется с присущей герцогу подозрительностью, а потому весьма сомнительна. Современники-мемуаристы свидетельствуют: когда ночью 9 ноября 1740 года 80 гвардейцев ворвались в опочивальню Бирона с целью его ареста, ошарашенный герцог истошно закричал: ⌠Караул!■. Ясно, что низложение регента явилось для того полной неожиданностью?


Еще от автора Лев Иосифович Бердников
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения.


Евреи государства Российского. XV – начало XX вв.

Книга писателя Льва Бердникова – документально-художественное повествование о евреях, внесших ощутимый вклад в российскую государственную жизнь, науку и культуру. Представлена целая галерея портретов выдающихся деятелей XV – начала XX вв. Оригинальное осмысление широкого исторического материала позволяет автору по-новому взглянуть на русско-еврейские и иудео-христианские отношения, подвести читателя к пониманию феномена россиянина еврейской идентичности.


Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига 1

В книге известного писателя Льва Бердникова предстают сцены из прошлого России XVIII века: оргии Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего собора, где правил бал Пётр Великий; шутовские похороны карликов; чтение величальных сонетов при Дворе императрицы Анны Иоанновны; уморительные маскарады – “метаморфозы” самодержавной модницы Елизаветы Петровны.Автор прослеживает судьбы целой плеяды героев былых времён, с именами и громкими, и совершенно забытыми ныне. Уделено внимание и покорению российскими стихотворцами прихотливой “твёрдой” формы сонета, что воспринималось ими как победа над трудностью.


Казнить смертью и сжечь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Силуэты. Еврейские писатели в России XIX – начала XX в.

В книгу включена серия избранных художественно-биографических очерков о писателях, внёсших ощутимый вклад в русско-еврейскую литературу XIX – начала XX вв. Особое внимание уделено авторам, стоявшим у истоков этой литературы, и переводчикам, открывшим российскому читателю практически незнакомый многогранный еврейский мир.


Всешутейший собор. Смеховая культура царской России

В этой книге историк и культуролог Лев Бердников рассказывает о феномене русского шутовства. Галерею персонажей открывает «Кровавый Скоморох» Иван Грозный, первым догадавшийся использовать смех как орудие для борьбы с неугодными и инакомыслящими. Особое внимание уделяется XVIII веку – автор знакомит читателя с историей создания Петром I легендарного Всешутейшего Собора и целой плеядой венценосных паяцев от шута Балакирева и Квасника-дурака до Яна Лакосты и корыстолюбивого Педрилло, любимца императрицы Анны Иоанновны.В книге также представлены образы русских острословов XVII–XIX веков, причем в этом неожиданном ракурсе выступают и харизматические исторические деятели (Григорий Потемкин, Алексей Ермолов), а также наши отечественные Мюнхгаузены, мастера рассказывать удивительные истории.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.