Казус Липмана - [3]

Но особенно преуспевал Леви в царствование Анны Иоанновны. По-видимому, при всех ее недостатках, Анна помнила добро. Как заметил датчанин Педер фон Хавен, ⌠как скоро императрица достигла престола, то в особенности наградила очень щедро некоторых купцов, которые именно решались давать деньги в заем■. И одним из них был, несомненно, Леви Липман. И думается, не вполне правы те историки, которые полагают, что он √ ставленник исключительно Бирона, а Анна Иоанновна будто бы не решилась перечить своему фавориту и лишь потому возвысила его протеже. В действительности императрица была снедаема самыми противоречивыми чувствами: ее врожденный антисемитизм утишила благодарность к Леви за его прежние услуги, а нетерпимость к басурманам разбилась о неукротимое стремление не отставать в роскоши от Дворов политичной Европы. Итак, чаша весов склонилась в пользу ⌠полезного■ еврея Липмана. ⌠Щедра до расточительности, любит пышность до чрезмерности, отчего ее Двор великолепием превосходит все прочие┘■, √ говорили об императрице знатные иноземцы. И никто лучше Липмана не мог угодить самым прихотливым вкусам охочей до роскоши русской монархини. Уже в самом начале ее царствования, 30 июня 1730 года, ⌠купцу Липману┘за взятые у него к высочайшему Двору алмазные вещи■ пожаловано 45000 рублей; в 1732 году был приобретен бриллиантовый перстень ценой в 15000 рублей; в 1733 году последовал монарший указ об уплате еврею около 160000 рублей.

В 1734 году происходит важное в жизни Липмана событие √ иудей становится поставщиком Двора не только де факто, но и де юре, получив официальную придворную должность обер-гоф-комиссара, а в 1736 году √ камер-агента. Историк князь Петр Долгоруков отмечает, что должности эти ⌠были созданы специально для Липмана■. На самом же деле все было как раз наоборот: это Липман был создан для должностей, в коих так нуждался новообразованный русский Двор.

Надо принять во внимание, что Анна Иоанновна научила русскую знать жить по-европейски. Утверждая придворный штат с множеством новых чинов, по примеру немецких венценосцев, она не могла не видеть, что в Вене, Гамбурге, Франкфурте и даже у мелких курфюрстов везде в услужении находятся придворные евреи. А иные вознеслись так высоко, что отстроили себе великолепные хоромы, закатывали такие празднества, кои сами августейшие особы посещать не брезговали, держали дома открытые столы, ездили цугом с лакеями на запятках и т.д. И при этом имели должности гоф-фактора, гоф-комиссара, обер-гоф-комиссара, камер-агента, а кое-кто из них даже дворянский титул заполучил. Нет, в России, конечно, тому не бывать, ибо евреям тут не то что жировать, но и жить заказано, но √ так и быть! √ пусть будет при ее Дворе один такой придворный жид, чтобы злые языки на Западе не судачили: дескать, в этой варварской Московии все не как у людей. Тем более, Липман был личностью в Европе небезызвестной: по его векселям платили и в Вене, и в Мадриде.

И вот, как и его европейские сотоварищи, Леви стал обер-гоф-комиссаром, камер-агентом и выполнял сходную работу. Он занимался и ювелирным делом, и переводом денег русским дипломатам для чрезвычайных нужд, и финансированием находившейся за границей российской армии, и торговлей вином и поташом, и даже ведал переговорами о найме на службу иноземной театральной труппы и специалистов-врачей и т.д. Суммы, отпускаемые ему двором, становились все более внушительными и исчислялись десятками, да что там √ сотнями тысяч! Достаточно сказать, что в одном только 1734 году он получил более 95000 рублей!

Есть все основания назвать Липмана ⌠евреем в ливрее■. Интересно в этой связи отметить, что в государствах более религиозно-толерантных придворные евреи предпочитали иногда носить свою национальную одежду и не подчинялись в этом диктату Двора. Так, Беренд Леман отказался исполнить просьбу Августа II сбрить бороду и надеть парадный камзол, хотя тот предлагал ему за это 5000 талеров. А богатейший германский банкир Самсон Вертхеймер тоже был при бороде, с пейсами, в неизменном платье ⌠на польский манер■, который носили тамошние евреи. О том, какое впечатление производил на русских такой наряд, свидетельствует Андрей Болотов в своих ⌠Записках■: ⌠Странное их черное и по борту испещренное одеяние, смешные их скуфейки, и весь образ их имели в себе столь много странного и необыкновенного, что мы не могли довольно на них насмотреться■. Щеголять в таком виде перед русской самодержицей было бы неслыханной дерзостью, совершенно недопустимой. И Липман, понятно, должен был примениться к условиям русской придворной жизни.

И не меньшее удивление должны были испытывать иудеи того времени при виде своего облаченного в богатое платье собрата, о чем рассказывает Леонтий Раковский в историческом романе ⌠Изумленный капитан■ (1936). Писатель, изучивший реалии придворной жизни XVIII века, живописует одежду Липмана и воссоздает характерный диалог простых корчмарей, ею впечатленных:

⌠- Так он еврей?

- Да, но какой еврей! Как он одет!

Лейзер, зажмурив глаза, покачал от восхищения головой.

- Я видел, как лет пятнадцать тому назад в Могилеве был царь Петр, когда евреи принесли царю живого осетра на полтора пуда. Так Липман одет не хуже царских министров.