Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология - [89]

В финале своего отчета клерк сделал любопытное примечание, особо подчеркнув начало строки как заголовок: «Гпас народа в этом графстве и в соседних отмечал особо два момента, общих для всех, кто приносил покаяние. 1 — их белые ленты, необычные, немодные сейчас, но скорее имевшие определенное значение. 2 — их постоянные заявления о том, что они пришли, дабы послужить Ее Величеству и выполнить ее приказ. Здесь эти два момента понимают и объясняют так: 1 — как демонстрацию их незапятнанной невинности; 2 — как заявление о том, что, несмотря на прежние заслуги, по воле Ее Величества они так наказаны и опозорены»513.

«Глас народа» был тем самым резонансом, которого добивался Степлтон. Теперь он мог быть уверен, что его правильно поняли, а молва десятикратно усилила эффект от его дерзкой выходки, после которой мало кто сомневался в невиновности шерифа. Глубоко оскорбленный архиепископ жаловался Берли: «Я вижу, милорд, что, пока я живу здесь, я буду подвергаться унижениям и опасности и трудиться без отдыха, меча бисер перед свиньями, и положу все мои силы на людей неблагодарных»514.

Дело о бантах и точильном камне.

Неожиданная выходка Степлтона и его друзей ошеломила власти и породила целую серию новых допросов, касавшихся происшедшего в Йорке. Кажется, высшим чиновникам королевства было весьма интересно самим, не полагаясь на мнение архиепископа и его клерка, проникнуть в суть скандальной демонстрации и не ошибиться в интерпретации тех исполненных особого смысла действий, которые им не довелось наблюдать515. Естественно, большинство вопросов было посвящено значению пресловутых белых лент.

Обвиняемые между тем отнюдь не намеревались просвещать кого-нибудь в Лондоне на этот счет. Все, что следовало донести до йоркширской публики, они уже исполнили и теперь, сойдя со сцены, разыгрывали из себя невинных простаков, не понимающих, почему их расспрашивают о каких-то бантиках. Степлтон утверждал, что получил белую ленту от своей невесты мистрис Тэлбот и носил на ней золотое кольцо, дар все той же леди, а отправляясь в Йорк, он надел еще и черную ленту с часами, украшенными хрустальной крышкой516. Однако следствие долго и настойчиво выясняло, так ли это, и интересовалось еще и третьей лентой — черно-белой, не без основания полагая, что сэр Роберт темнит, выдавая символ протеста за куртуазный дар. К тому же очевидцы утверждали, что в Йорке на его груди не было никакого кольца и «лента плотно прилегала к телу». Неоднократно подчеркивалось также, что подозрительные ленты ни в коей мере не соответствовали моде и выглядели в глазах зрителей крайне необычными деталями костюма.

Бернард Мод избрал ту же линию поведения, уверяя судей, что купил свою черно-белую ленту сам и носит ее в честь таинственной дамы, имя которой не раскрывает, оберегая ее репутацию. Вообще же, по его словам, он носил это украшение уже в течение семи или восьми лет.

Не добившись ясности в «деле о ленточках», следствие обратилось к другой загадочной детали в экипировке Степлтона, готовившегося к публичному покаянию в Йорке. Ею оказался… точильный камень. Откровенно говоря, «проблема точильного камня» выглядит для исследователя неясной, поскольку и вопросы о нем сформулированы в документах как-то неопределенно, и ответы подследственных не отличаются искренностью. По ним можно судить лишь о том, что в дороге слуга Степлтона Освальд Бирд имел при себе точильный брусок, а его хозяин якобы поинтересовался, взял ли тот его с собой. Это крайне насторожило следствие, готовое теперь во всем усматривать скрытый умысел, и на Бирда обрушился град вопросов: «Что за разговор произошел между ним и Робертом Степлтоном… относительно точильного камня, упомянутого сэром Робертом? Слышал ли он, как сэр Роберт по дороге в Йорк или раньше вел какие-нибудь разговоры о точильном камне или любые другие глумливые речи о том распоряжении, которое ему предстоит выполнить?.. Всегда ли сэр Роберт возил с собой точильный камень, когда путешествовал?» и т. д. Бирд показал, что достал точило у брата и обычно носил с собой. «На вопрос, приказал ли ему его господин взять брусок с собой в это путешествие в Йорк, он ответил „нет“ и добавил, кстати, что тот никогда его об этом не просил»517. Выяснив, что в данный момент злополучный камень находится под замком в сундуке сэра Роберта, следователи оставили Бирда, явно не зная, о чем бы еще его спросить, и перешли к допросу хозяина.

Удивленный тем, что его беспокоят по таким странным и незначительным вопросам, Степлтон заявил, что сам точильного камня не имел и не приказывал слуге взять его с собой. Казалось, дело о загадочном бруске зашло в тупик, но в самом конце допроса сэр Роберт показал нечто, что отчасти проливает свет на то, какое отношение пресловутое точило могло иметь к данному делу. По его словам, когда он сидел в тюрьме Флит, некоторые заключенные злопыхательствовали, утверждая, что он будет должен поехать в Йорк каяться в «разрезанном белом дублете, с белым шарфом на шее и точильным камнем». Почему речь шла о столь необычном наряде? Насколько нам известно, подобные одеяния не фигурировали во время публичных наказаний в елизаветинской Англии. Однако есть старая английская поговорка — «довраться до точильного камня», напоминающая о тех временах, когда лжецу, уличенному в клевете, вешали на шею брусок и вели в таком виде по улицам под градом насмешек. Степлтон, возмущенный этими жестокими шутками в свой адрес, резко ответил им: «Вы увидите, что за точило я надену на шею, и показал им ту самую белую ленту и кольцо, что были у него»518.