Казтабан - [2]

За несколько лет работы спортивным фотографом снимать национальные игры мне посчастливилось впервые. Они оказались не спортом в привычном смысле этого слова, а целым ритуалом, и даже чередой ритуалов. Всё: от вечера перед состязанием и до последнего отзвука обязательного завершающего тоя – пропитано древним символизмом, который и во всём остальном, кажется, так крепко засел в крови казахского народа, что каждый ребёнок с молоком матери впитывает и таинства традиционных праздников, и строгие табу рабочих будней.

Игра в рамках районного чемпионата по кокпару закончилась, но зрители не спешили расходиться. Я прикрыл глаза. Вокруг стоял оживлённый праздничный гул. Азартное возбуждение толпы сменилось тёплым дружеским и даже родственным добродушием. Я пытался ловить отдельные слова, но речь, звучащая со всех сторон, сливалась в единый поток. А те редкие фразы, которые и удавалось разобрать, мне, честно говоря, были почти не понятны.

Я вырос на границе с Казахстаном, в небольшом спокойном городке на юге России. Мои приёмные родители – русские, осевшие в городе незадолго до перестройки. Мама – учительница русского языка и литературы, папа – бывший инженер авиации, в девяностые переквалифицировавшийся в пекаря и работника завода. Женщина, родившая меня, была казашкой из Алма-Атинской области, волей судьбы оказавшейся в наших краях.

Родители дали мне свою фамилию и отчество, сохранив имя, данное биологической матерью. Тогда никто не предполагал, что смешение национальных признаков в имени, усиленное довольно неоднозначной внешностью, станет источником многих трудностей, а в норму начнёт входить только через пару десятков лет. В нашем городе было немало казахов, но я жил в «русском» дворе и в детстве толком не познакомился ни с казахскими обычаями, ни с речью.

До окончания университета я почти не интересовался родной культурой и даже не задумывался о необходимости изучить казахский язык. И только впервые приехав по делам в Алматы, вдохнув волнительный горный воздух, от которого защемило в сердце, вслушавшись в тогда ещё и здесь редкую казахскую речь, я понял, что обрести себя смогу только на земле предков.

Около двух лет ушло на подготовку и организацию переезда. Мои родители, как и всегда, проявив мужество и не свойственную подавляющему большинству пенсионеров гибкость сознания, довольно быстро согласились оставить сонный городок, чтобы поселиться в тихом районе Алматы у подножья Заилийского Алатау. Их накопления, продажа добротной советской квартиры и моя хорошо оплачиваемая работа в международной компании позволили облегчить процесс переезда и первые, самые трудные месяцы в новом городе.

Всего за несколько лет Казахстан стал мне настолько родным и привычным, что я уже не мог представить себе жизни вне его реалий, а годы, прошедшие за его пределами, казались мне призрачными и неосознанными.

Я пытался впитать все краски жизни казахского народа, наполниться тем духом, которого был лишён, проживая в других краях. Для этого я начал работать с десятком общественных организаций и комитетов, предлагая добровольную помощь на национальных праздниках, устраивая акции в поддержку народных ремёсел, участвуя в проектах сохранения казахских традиций. Я стал одержим желанием вернуть родной земле свой, теперь уже гражданский долг.

Много раз принимался изучать язык – но тот давался мне с огромным трудом, и в итоге, получив определённую базу, я решил постичь его натуральным образом: через общение, культуру и чтение книг. Особенно трепетные чувства у меня вызывали обычаи: тонкие правила гостеприимства и семейных взаимоотношений, празднование Наурыза – и тот самый, не поддающийся вербальному объяснению специфический характер народа, называемый менталитетом, который не заметен ни в чём конкретном, но проявляется во всём сразу…

Матч по кокпару проходил на базе отдыха восточнее Алматы. После него я, не заезжая домой, чтобы не терять времени в пробках, отправился на запад от города. Мой друг Айдос, днём работая водителем в банке, а по ночам таксуя на рабочем автомобиле, за несколько лет накопил нужную сумму, чтобы взять кредит, и купил землю в пригороде. По выходным он собирал знакомых помочь со строительством дома.

Моя машина была в ремонте, и, трясясь в забитой маршрутке, я размышлял о том, как много реальностей можно охватить за один день, живя в густонаселённом районе. Мегаполис с жёсткими требованиями и высокими стандартами; города-спутники, пустые и беззвучные днём, оживающие только с возвращением жителей с работы из большого города; далёкие аулы, где течёт своя, параллельная современной, самобытная жизнь; сюрреалистичные дачные посёлки, наполовину пропитые и неухоженные, наполовину вычерченные идеальными контурами цветников и огородов; наконец, совсем дикие горные ущелья или необжитые каменистые полупустыни, в которых ощущение связи с социумом неизбежно сменяется осознанием безграничной мощи природы.

На даче работа шла полным ходом, и я тоже быстро включился в процесс. Коллективные усилия для блага одного человека или целой семьи, обозначающиеся в казахском языке одним ёмким словом «асар», – один из лучших реликтов, доставшихся нам от предков. Выживание в одиночестве невозможно не только в суровых условиях кочевого быта. На самом деле, даже пользуясь всеми преимуществами современной цивилизации, пытаться достойно существовать, не прибегая ни к чьей поддержке, по меньшей мере нерационально. Общество зачастую отнимает внутреннюю тишину и пытается навязать усреднённые стандарты, но этим же оно даёт нам бесценные уроки о самих себе и помогает устоять во время жизненных невзгод. Никакие материальные ресурсы не способны заменить это священное чувство плеча.