Казнить нельзя помиловать. Бескомпромиссный подход к пунктуации - [36]
Поскольку мы были воспитаны как читатели печатного слова (а возможно, и писатели замечаний на полях книг), многие процессы, связанные с традиционным чтением, кажутся нам само собой разумеющимися. Поэтому давайте кое-что уточним. Печатное слово подается нам линейно, и основным средством передачи смысла слов, стоящих в определенном порядке, служит синтаксис. Мы читаем наедине с собой, мысленно слыша голос писателя и переводя для себя его мысли. Книга статична, она остается неподвижной, а читатель путешествует по ней. Приобретая книгу, мы в первую очередь активно стремимся к пониманию. Обладая книгой, мы думаем о потомках и преемственности. Зная, что печатное слово, прежде чем попасть к нам, подвергается редактированию, набору и корректорской правке, мы относимся к нему как к авторитетному источнику. Заплатив за книгу (как это чаще всего бывает), мы ощущаем себя инвесторами и собственниками, не говоря уж о сознании собственной добродетельности.
Все эти сопутствующие чтению обстоятельства напрочь уничтожаются современными технологиями. Информация подается нам нелинейно, с помощью каскада ветвящихся связей. Интернет – это публичное пространство, которое вы посещаете или даже обживаете. Его продукция по сути своей безлична и лишена физической оболочки. Пролистывание экранных страниц – процесс, обратный чтению: глаза неподвижны, а материал скользит перед ними. Несмотря на все возможности интерактивного взаимодействия, материал из Интернета (а также с компакт-дисков и прочего) воспринимается совершенно пассивно, потому что подбор содержательных ассоциаций уже выполнен за нас. Электронные носители информации недолговечны по своей сути, открыты для постоянного пересмотра и весьма активно противодействуют ретроспективному изучению. В отличие от редактируемых печатных изданий, информация в Интернете если и подвергается какой-то обработке, то разве что сугубо технической. Она ничего не стоит, поэтому ее ценность сомнительна. И наконец, у вас нет возможности писать на полях экрана заметки, которые через полвека прочтет грядущий читатель.
И все же оснований для немедленной паники нет. Если книга и умирает, она еще долго будет радовать своих верных ценителей (и книготорговцев) чарующей лебединой песней. Однако, рассматривая окружающий нас уровень грамотности – в частности, все эти вывески типа BOBS’ MOTORS и ANTIQUE,S, – нужно помнить, что книги в современном мире больше не являются основным носителем языка и что если наша судьба попала в руки варваров, то существующие культурные тенденции могут только усугубить ситуацию. Как я уже писала во введении, по трагическому стечению обстоятельств период грандиозного провала в преподавании грамматики совпал с неожиданно открывшимися возможностями неограниченного самовыражения. И теперь люди, не отличающие апостроф от апостола, приглашены делиться своими откровениями с каждым обитателем планеты, которому хватает ума щелкать кнопкой мыши. Никогда еще не были так верны слова Марка Твена, сказанные много лет назад:
Нет такого понятия – «английский язык Ее Величества». Собственность перешла в руки акционерного общества, и все мы держатели его акций!
«По экватору», 1897
И все-таки обидно. Чертовски обидно. Даже учитывая, что пунктуация пришла в нынешнее плачевное состояние из-за вереницы несчастных случаев, даже зная, что в отношении запятых имеется не менее семнадцати правил, часть из которых не берутся изложить ведущие грамматисты, все равно приходишь в ужас, когда видишь, что делают с пунктуацией люди, которые не отличают who’s от whose и которым не помогает даже проклятая автоматическая проверка правописания. Именно ужас и заставил меня написать эту книгу. Когда я увидела вывеску Book’s с апострофом, у меня внутри что-то оборвалось. Оборвалось на той печальной ноте, которая слышна в «Вишневом саде» Чехова. Оборвалось, как трос в стволе шахты. Я знаю, что язык развивается. Это неизбежно. Я никогда не сочувствовала рисовальщикам египетских иероглифов, отправленным на свалку истории в ходе языковых перемен. («Птичьи головы в профиль, говоришь? Ты шутишь?») Но, по-моему, нельзя без боя отдать на погибель современную систему пунктуации, которая веками верой и правдой служила письменному слову.
Никогда пунктуации не грозила столь грозная опасность. Да, Гертруда Стайн пыталась поднимать шум, но всерьез никто на пунктуацию не покушался. Футуристы начала XX века предприняли демарш, но без особых последствий. В 1913 году Ф. Т. Маринетти написал манифест под названием «Уничтожение синтаксиса. Необузданное воображение и слова на свободе», в котором требовал для слов права на свободное существование; правда, его требование слегка ослаблялось обилием знаков препинания в самом названии манифеста.[365]
Под необузданным воображением [писал Маринетти] я подразумеваю абсолютную свободу образов и аналогий, их выражение с помощью освобожденных слов, не связанных узами синтаксиса и пунктуации.
Стремление Маринетти взорвать «так называемую типографскую гармонию страницы» оказало влияние как на поэзию, так и на графическое оформление текстов. Однако в наше время он воспринимается прежде всего как фантазер, увидевший во сне
