Казнь за разглашение - [49]

— Скажите, а вы ничего не слышали подозрительного в её квартире в девять вечера?

— Как же я услышу через квартиру, — всплеснула руками женщина и вдруг заметила в своей руке половник. Челюсть у неё отпала и настроение тут же изменилось. — К тому же в девять, — продолжала она, но уже вяло, — меня дома не было. Я как раз шла из магазина. Хотя нет! В девять я уже пришла. Точно пришла. Хорошо помню, что, когда я вошла в квартиру, радио тут же пропикало девять часов.

— А когда вы поднимались в квартиру, не встретили в подъезде посторонних?

— Мне уже задавал этот вопрос следователь. Никого я не встретила. Ничего не видела и не слышала.

Глаза женщины сделались стеклянными, и Берестов понял, что пора выметаться.

— Что ж, спасибо… — произнес журналист, запнувшись, не зная как её назвать.

— Надежда Ефимовна, — подсказала она.

— До свидания, Надежда Ефимовна. Спасибо за информацию, — расшаркался Берестов, выходя на площадку. — Скажите, а постороннюю машину вы не видели во дворе?

— Я не обращаю внимания на машины. Их у нас во дворе как собак нерезаных. Хотя, когда я входила во двор, на меня чуть не наехала белая машина. По-моему, такой масти во дворе я ещё не видела.

— Белая? — замер Берестов. — А какой марки?

— Я не разбираюсь в марках.

— Ну, иномарка, «жигули», «Волга»?

— Да-да, «Волга». Наверное, «Волга»! А может, и «вольво».

Последнее слово Берестов не расслышал. Он со всех ног несся вниз по лестнице. «Я обещал ментам сегодня назвать убийцу, и я его назову! сверкнуло в мозгу. — Только бы не напороться на обеденный перерыв…»

Однако, когда журналист вбежал в ОВД, было уже три часа.

— Я уже был сегодня здесь! — сказал Берестов дежурному внизу. — Мне нужен Семен Петрович!

— Это кто? — удивился дежурный.

— Да новенький, Круглов, — зевнул сзади напарник. — Двести тридцать четвертая комната.

Берестов молниеносно влетел на второй этаж, постучался в указанную дежурным комнату, и за дверьми рявкнули:

— Да!

— Семен Петрович? — спросил Берестов, войдя в кабинет и увидев за кипой бумаг мента с погонами старшего лейтенанта. Он был щупловат, лысоват, со впалыми щеками и родинкой на носу, однако его глаза выражали мысль.

— Так точно, — ответил он.

— Вы ведете дело по убийству Климентьевой?

— Почему по убийству? — удивился он.

— Не сомневайтесь, Семен Петрович, это убийство! И я знаю, кто убийца.

Круглов удивленно вскинул брови и жестом пригласил присесть. Берестов сел на стул и рассказал ему все: начиная с того, как в квартире Климентьевой появились инопланетяне, и заканчивая сегодняшними показаниями соседки Надежды Ефимовны. Леонид говорил минут пятнадцать, без перерыва, и за все это время старший лейтенант его ни разу не перебил. Он слушал очень вним ательно, вперясь в журналиста умными глазами, и, когда Леонид закончил, лейтенант произнес:

— Так вы предполагаете, что оба убийства совершил Авекян?

— Конечно! — воскликнул Берестов, радуясь понятливости старшего лейтенанта. — Все факты налицо!

— А зачем он их убил?

— Как зачем? — удивился Берестов. — Это уже у него надо спрашивать!

— У него должен быть мотив. Причем серьезный.

— Куда ещё серьезней? С Алексеем Климентьевым они вертели совместные дела. Может, деньги не поделили, может, бабу! Черт его знает. А его мать он пришил, потому что узнал, что она добивается возбуждения уголовного дела по убийству её сына.

Тут следователь с умными глазами стал проявлять какую-то не милицейскую несообразительность.

— Но ведь она и раньше добивалась возбуждения уголовного дела.

— А сейчас открылись новые факты. Понимаете? Появились новые свидетели. Дело стало принимать совсем другой оборот.

— А зачем ему нужно было колоть их шприцем? Нельзя, что ли, нанять киллера? Это обошлось бы дешевле, и мороки было бы меньше. М-да… Почерк убийств явно не бандитский.

— Но то, что оба убийства совершил один и тот же — ясно как белый день!

Старший лейтенант Круглов не разделил предположения Берестова. Он задумчиво вгрызся в ручку и уставился в потолок.

— А зачем нужно разукрашивать бритвой лбы?

Круглов вышел из оцепенения, деловито протянул Берестову листок бумаги и ручку.

— Изложите все это на бумаге, только покороче. И больше фактов! А предположений ваших не надо.

— На чье имя писать?

— На имя капитана Батурина Анатолия Семеновича.

— Почему на имя Батурина? — удивился Берестов.

— Потому, что он ведет это дело.

Берестов долго всматривался в старшего лейтенанта, затем, снизив голос до полушепота, произнес:

— Я не уверен, что капитан Батурин заинтересован в раскрытии этого дела.

— Почему? — удивился Круглов.

— Он один из тех, кто был тогда в следственной группе.

— Ну и что?

— А вы подумайте! — поднял палец вверх Берестов. — Пожалуй, я изложу все это прокурору. Ведь убийствами занимается прокуратура? Не правда ли?

28

Берестов вышел из ОВД с тяжелым сердцем. «Не нравится мне все это», пробормотал он и пешком отправился в районную прокуратуру. Дойдя до неё и уже ступив одной ногой на высокое гранитное крыльцо, Берестов оглянулся. Что его заставило оглянуться, он не понял, но, когда повернул голову назад, остолбенел. В него метились из черной короткой винтовки из окна белого «опеля». В ту же секунду журналист разглядел и лицо киллера в черных очках. Это был парень лет двадцати пяти, постриженный под ежик, с косым глубоким шрамом на лбу, на котором отпечатались белые следы от швов. У него были ровные черные усики и ямка на подбородке, а тонкий библейский нос имел небольшую горбинку. Но горбинку Берестов разглядел уже после, когда парень разворачивался на машине и Леониду удалось увидеть его профиль. Но это потом. А сейчас он целился в Берестова и одна половинка его рта расползалась в улыбке. Беззащитному журналисту ничего не оставалось, как сжаться и грустно пригнуть голову. Раздался глухой хлопок, и Берестов услышал, как пуля, просвистев в сантиметре от его виска, вонзилась в гранитное основание здания, отколов от него несколько кусочков.