Казнь за разглашение - [48]

Берестов подумал немного и вдруг достал из сумки диктофон. Сунув его под нос Мелехову, он произнес официально:

— Евгений Зиновьевич, вы только что сказали, что мое обвинение, будто трупы в вашей конторе валяются где попало, лишены всех оснований. Не так ли?

— Совершенно так! — произнес судмедэксперт, наклонившись к диктофону. — Специально для «Московских вестей» от Евгения Мелехова официальное заявление: трупы у нас хранятся и всегда хранились строго в холодильниках.

— Чем можете доказать?

— Мы всегда готовы открыть двери для независимой комиссии.

— Открывайте! Я и есть независимая комиссия.

Мелехов смерил Берестова презрительным взглядом и произнес насмешливо:

— Пишите официальное письмо от вашей редакции, и мы его рассмотрим.

«Да, он надо мной издевается», — мысленно простонал Берестов, глядя в его насмешливые глазки под толстыми пуленепробиваемыми стеклами. И вдруг понял, что ничего от него не добьется даже с официальным письмом. Они промурыжат с ответом не менее недели, потом направят к начальнику ОВД, тот в ГУВД, оттуда — в МВД. Если письмо не затеряется, то в лучшем случае ответ дадут через месяц. В худшем — вообще не ответят.

— Мы ещё встретимся! — угрожающе прохрипел Берестов и, круто развернувшись на каблуках, направился в метро.

Доехав до Киевского вокзала, он выскочил из подземки и побежал в направлении Большой Доро гомиловской. Оказавшись во дворе знакомого дома, он решил отдышаться и привести себя в порядок, поскольку по своему опыту знал, что главное в журналистском деле — упорство и уверенность. Растерянность и шальные глаза — верный спутник неудачи.

Берестов платком обтер лоб и ладонями пригладил шевелюру. После чего застегнул на все пуговицы рубашку, поправил ремень и сползшую с плеча сумку, наконец натянул на себя улыбку и только после этого вошел в подъезд. Он нажал на двенадцатый этаж и закрыл глаза. Сейчас надо прикинуться шлангом и разыскать понятых.

Он вышел на двенадцатом, покосился на квартиру Климентьевой и позвонил в соседнюю дверь. Там долго не открывали. Наконец за дверью послышался шорох и глазок потемнел.

— Вам кого? — послышался из двери старушечий голос.

— Здравствуйте! — бодро воскликнул Берестов. — Я корреспондент газеты «Московские вести». Это квартира Зинаиды Климентьевой?

За дверьми на мгновение все замерло. После чего заскрежетал ключ и дверь распахнулась. Перед Берестовым в проеме двери возникла борзая старушонка лет восьмидесяти.

— Зина живет в соседней, — произнесла она полушепотом. — Только к ней звонить бесполезно. Ее увезли.

— Куда? — удивился Берестов.

— В морг, — прошептала старуха и вытаращила глаза в ожидании эффекта.

Берестов тоже вытаращил глаза, чтобы сделать ей приятное, и заикаясь произнес:

— К-как это?

— А вот так! — произнесла назидательно бабка, закатывая глаза для пущей достоверности. — Сегодня здесь, а завтра там!

— А что с ней случилось? — спросил Берестов понизив голос.

— По лбу дали! — ответила старуха.

— Кто? — изумился Берестов.

— Я не знаю. Позвоните вон в ту квартиру, — кивнула бабка на соседнюю дверь. — Клавдия Петровна видела покойную. Она расскажет.

Тут же забыв о бабке, Берестов метнулся к соседней двери. На звонок сразу же вышла женщина с дымящимся половником в руке.

— Здравствуйте, — произнес Берестов вежливо. — Я корреспондент газеты «Московские вести». Я договаривался с Зинаидой Петровной, вашей соседкой, насчет интервью. Вы не в курсе, что с ней?

Женщина долго недоверчиво всматривалась в Берестова, наконец посмотрела мимо него.

— Это она вас ко мне послала? — спросила женщина, кивая на квартиру старушки.

— Да, — чистосердечно признался Берестов.

— Старая грымза! — сердито произнесла женщина. — Пройдите в квартиру, а то подслушает.

Она послала в сторону любопытной соседки уничтожающий взгляд и захлопнула дверь.

— Вас как зовут, молодой человек? — спросила она деловито, оставляя его торчать на пороге.

— Леонид.

— Так вот, Леонид, Зинаиду Петровну убили.

— Убили! — ужаснулся Берестов.

— Убили-убили! Причем вчера вечером, около девяти часов. Ночью была милиция. Меня пригласили быть понятой. Я видела её труп своими глазами. Она лежала на диване, беленькая такая, без единой морщины. А лоб у неё был располосован.

— Как располосован? — выпятил глаза Леонид.

— Вот так, — показала женщина на своем лбу, дважды проведя по нему пальцем.

— И от этого она умерла?

— Кто его знает? Милицейский врач сказал, что похоже на сердечный приступ. Но есть подозрение, что она умерла и от укола.

— От какого укола? — продолжал разыгрывать изумление Берестов.

— Кто его знает, от какого! На руке нашли след от укола. Может быть, она сама его себе сделала. Она все-таки была врачом. А может, укол здесь ни при чем. Это покажет медэкспертиза. Но следователь сказал, что это убийство.

— А кто был следователь? Высокий, с рыжими усами?

— Нет, невысокий. Без усов. Лысый. Зовут Семен Петрович.

Внутри Берестова заклокотал вулкан. Он уже был готов сорваться и бежать в ОВД «Полежаевское» разыскивать того самого лысого Семена Петровича, однако сделал усилие, чтобы сохранить спокойствие, поскольку женщина была словоохотливой.