Казнь за разглашение - [47]

— Зачем звонила?

— По поводу моей статьи в газете «Версия».

Капитан едва заметно усмехнулся.

— О чем шел разговор?

— Да ни о чем, собственно, не шел. Благодарила за статью. И ещё сказала, что напишет заявление, где конкретно укажет тех, кого она подозревает в убийстве сына. Она вам успела принести заявление?

— Вы у неё в квартире бывали? — продолжал спрашивать капитан, игнорируя вопрос журналиста и деловито стуча на печатной машинке.

— Дважды! — ответил Берестов. — Один раз две недели назад в понедельник, второй раз на следующий день, во вторник.

— С какой целью вы у неё были?

— Брал интервью.

— О чем было интервью?

— Первый раз об инопланетянах, которые появлялись в её квартире, второй раз она рассказывала об убийстве сына.

Капитан перестал печатать и внимательно посмотрел на журналиста.

— У неё в квартире появлялись инопланетяне? — спросил он.

— Да появлялись. Причем дважды, — невозмутимо ответил Берестов. После первого появления у неё сгорели все электроприборы. А во время второго чуть не случился пожар на кухне.

Капитан едва заметно усмехнулся и снова застучал на машинке, но уже молча. Когда он закончил, то вдруг внезапно предложил в повелительном тоне:

— А сейчас нам нужно с вами поехать в её квартиру. У нас к вам ещё будут вопросы. На месте.

Они доехали до Большой Дорогомиловской, поднялись на двенадцатый этаж, и, когда вошли в однокомнатную квартиру Климентьевой, капитан с улыбкой произнес:

— Сейчас внимательно осмотритесь и скажите: все ли здесь на месте?

— Да откуда я знаю? — пожал плечами Берестов.

Тем не менее он прошел на кухню: она выглядела точно так же, как в его последнее посещение. В первое — конечно, без слез не взглянешь: посередине стоял стол с перевернутым телевизором и все было захламлено, как в сарае. А во второй раз — идеальный порядок. Сейчас, правда, серединка на половинку. По всей видимости, давно не убиралась. Берестов пожал плечами и взглянул на люстру. Плафон как плафон. А в первый раз было черт-те что: светильник из пяти лампочек.

— По-моему, люстра была другой, — неуверенно пробормотал Берестов и заглянул в мойку. — Посуды, кажется, в мойке было меньше. Все остальное по-прежнему.

Капитан с серьезным лицом записал слова Берестова в блокнот, и они прошли в комнату.

В комнате Берестов, как ни вертел головой, никаких изменений не обнаружил. Все было на месте: стенка у стены, напротив — диван и два кресла. Между ними журнальный столик. На потолке люстра с пятью рожками. Ближе к окну на стене портрет сына в черной рамке. Над диваном развешены фотографии… Стоп! Одной фотографии не было. Той самой, с презентации фильма «Семнадцать мгновений весны» с известными артистами. И она среди них — вторая Татьяна Доронина. Берестов трижды осмотрел стены, прежде чем произнес:

— По-моему, все как было. Только на стене нет одной фотографии. На ней банкет по поводу презентации фильма «Семнадцать мгновений весны», которая проходила в Звездном городке. Не знаю, важно ли это? Но фотографии нет. За это ручаюсь.

«Нет на стене фотографии с презентации», — написал в блокноте капитан и почему-то вздохнул.

— Все?

— За остальное поручиться не могу, — сказал Берестов.

— Спасибо. Можем ехать, — улыбнулся капитан, и они вышли на лестницу.

— От чего она умерла? — спросил Берестов в лифте.

— Все вопросы после экспертизы, — ответил капитан.

— Но предположение есть?

— Есть, но журналистам говорить — чревато… — усмехнулся в усы капитан.

— Я не для статьи. Я хочу найти убийцу.

— Так убийцы может и не быть, — усмехнулся капитан. — У неё все признаки сердечного приступа.

— Что? Снова сердечный приступ? — поднял брови Берестов. — Когда будет результат вскрытия?

— Скорее всего, завтра, — ухмыльнулся капитан.

— Сегодня! — воскликнул Берестов, ткнув пальцем в потолок. — Сегодня вы будете знать, кто убийца.

27

Расписавшись в протоколе, Берестов рванул в Выхино. На часах было одиннадцать. Он успевал. Ровно в половине двенадцатого журналист уже стоял за киоском на платформе конечной станции метро и нервно высматривал пассажиров, выходивших из вагона. Тот, кого он ждал, выглядел очень озабоченным. Берестов нагнал его в пустом переулке за рынком и, бесшумно подойдя сзади, положил ему на плечо руку. Патологоанатом вздрогнул и обернулся. Глазки-пиявки из-под толстых стекол зло впились в журналиста. Губы даже не шевельнулись. Так они и стояли молча друг против друга около минуты. Наконец патологоанатом произнес:

— Ну и…

— Климентьеву вы уже вскрыли?

Глаза Мелехова брызнули несусветным бешенством.

— А вы кто, чтобы вам докладывать? — произнес он сквозь зубы.

— Вы меня прекрасно знаете. И я вас знаю. Шесть лет назад из-за вашей халатности убийца остался на свободе. Я не хочу, чтобы история повторилась.

Губы Мелехова искривились в насмешке.

— Что вам нужно от меня, господин журналист?

— Прочесть заключение медэкспертизы и взглянуть на труп.

— Заключения ещё нет. К трупу допускаются только родственники. Что еще?

— Труп, конечно, лежит на раскаленной батарее?

— Ну, во-первых, батареи сейчас холодные, поскольку лето. Во-вторых, у нас все трупы лежат в холодильниках. И всегда в них лежали. Так что ваше обвинение в газете, что мы трупы кладем в холодильники исключительно за взятки, лишены всяких оснований. Мы будем подавать на вас в суд.