Каждый убивал [Журнальный вариант] - [13]

Она тащит себя в ванную. Чтобы сэкономить время, ложится в мелкую, но быстро увеличивающуюся лужицу, не дожидаясь, когда можно будет выключить напористую струю, которая заглушает голос старика Окуджавы из музцентрика. Пена, взбитая упорным потоком, уже закрывает пупок, но грудь все еще холодит ненагретый воздух. “Ваше величество женщина…” — подпевает она, не давая шуму поглотить свою любимую строчку. Мысленно укладывает рядом Тапира…

Прижилась кличка. Даже он сам отзывается на нее без раздражения. Тоже ведь травоядный… Как только понял, что его бизнес-патрон начинает разруливать суперсложные ситуации по принципу: нет человека — нет проблемы, потихоньку стал готовить себе площадку и бесконфликтно смылся в Париж. Проиграл в масштабе, но приобрел безопасность. Бедненький… В детстве стал жертвой киднеппинга. Сволочи завязали ему глаза, укол сделали и обрубили фалангу мизинца. Родители получили по почте коробку-гробик, заплатили выкуп и через сутки получили мальчика. Грамотное лечение помогло залечить травму, но все равно жалко его, и волна нежности к девятипалому Тапиру прямо захлестывает…

Черт, время, время…

Анжела встает из пены. “Как Афродита”, — трунит она над собой. Душ смывает следы короткой неги. Громкий звонок — и мандраж снова тут как тут… Не сразу понимает, откуда звук? Сознание перебирает айфон, стационарный телефон, домофон, дверной звонок или вообще чужой звук — из чьего-нибудь телевизора, например… Пытаясь побороть страх, Анжела медленно надевает халат, запахивает полы, туго сворачивая себя в кокон.

Выйдя из ванной, она слышит, как в двери медленно поворачивается ключ… Что?! И меня пришли… убьют? Надо успеть накинуть цепочку! Где-то был баллончик с газом! — мелькает в сознании, но ноги не двигаются с места.

Как будто находишься внутри фильма ужасов, которые она терпеть не может и все-таки насмотрелась. Прямо как наяву: те же два амбала, которые промелькнули на Никиной лестнице, переступают ее порог. Лица размыты, в руках — огромный клетчатый баул. Не обращая на хозяйку внимания, они достают из него кирпичи и аккуратно выкладывают из них высокий ровный столб, который даже не шелохнется. Как соляной. Зачем кирпичи напихали? А, чтобы видеокамера записала одну и ту же сумку при их входе и выходе. Когда высокий достает из кармана шелковый шнур, похожий на змею, сумасшедшее видение, виртуальный кошмар сменяется безобидной явью: в прихожую входит пожилая узбечка, которая уже несколько лет безмолвно и умело убирает в доме. Звонком в дверь она обычно извещает о своем приходе. Черт, совсем забыла, что на сегодня договаривались!

— Я скоро ухожу, так что давайте сами! Ну, например, пыль на шкафах давно не вытирали… Шелковую пижаму руками выстирайте, а остальное, что в корзине, можно и машиной… — командует Анжела, возвращаясь в ванную: надо перемыться. Вспотела от страха.

Новые звонки сперва в домофон, а потом в дверь уже не пугают. На пороге — высокая шатенка с ласковой, немного застенчивой улыбкой. Джинсы как надо, в облипку, короткий твидовый пиджак подчеркивает длинные ноги… На первый взгляд, кроме роста — ничего общего с той брюнеткой из Никиного подъезда. Нет челки, в руках — не льняной баул, а большая красная сумка из плащевки. Да нет, не она… Можно не напрягаться.

9. Ада

— Кофе, чай? — небрежно спрашивает Анжела и идет в дальний угол гостиной-столовой, где притулились остатки от обычной кухни — раковина с водопроводом, двухконфорочная плита, небольшой холодильник и кофеварка, лучшая из доступных в столице. — Зейнаб нам приготовит.

— Спасибо, я не хочу, — отвечает Ада, не двигаясь с места.

— Зейнаб, отбой! Да вы проходите, проходите! — небрежно кричит Анжела.

При обслуживающем персонале — будь то приходящая прислуга, маникюрша, портниха, тренер по фитнесу… несть им числа — они нисколько не напрягаются, не сковывают себя.

— Алло! — отрывисто отвечает Анжела на вызов айфона и с прижатой к уху дощечкой идет в спальню, кивком показав Аде, чтобы та следовала за ней. — Волосы на затылке закрепите, — командует она, слегка развалившись на стуле у трюмо. — Кудряшки чтобы вот так свисали… — поворачивает свое лицо к Аде и вертит зрачками. — Это я не тебе, Катюш, — говорит она в трубку, — у меня тут парикмахерша, подожди минутку, — и, отложив телефон на столик, показывает, как надо уложить волосы. — Так ты уже знаешь? Приедешь? Из Марбельи? Спасибо, солнце мое.

Следующие полтора часа Ада сосредоточенно работает, реконструируя по телефонным репликам завидную Анжелину жизнь. Та успевает разобраться с самыми разными проблемами — перенос массажа, новая коллекции сумок, приглашения на презентации, билеты в Куршевель…

И через миг, для обеих пролетевший незаметно, в зеркале отражается настоящая зверская стерва. Красивая, черт возьми! Как будто все презрение к мелким людишкам, всю жесткость, которая пряталась у Анжелы где-то внутри, вдруг взяли и выставили наружу. И глаза… Над ними Ада работала вдохновенно, как художник подбирала тени. Радужка стала не каряя даже, а кофейного цвета, будто глаза увеличились, распахнулись, и оттуда, как из колодца, — тревога бездонная…