Каждый Наследник желает знать… - [158]

И не успело затихнуть эхо, как позабытый в суматохе провал, из которого вышли внук и дед, озарился оранжевым светом, и их него один за другим стали выбираться люди. Молодые и старые, поджарые и грузные, одетые в куртки шахтеров, рубахи матросов, туники с эмблемами гильдий, кожаные безрукавки наемников или армейскую кольчугу – но все в пятнах крови и копоти, рваные и прожженные. Но объединяло их не только это.

Все бойцы разношерстного отряда в одной руке сжимали меч, кинжал, алебарду или топор, а в другой – пылающий факел.

Возглавлял атаку однорукий черноволосый мужчина. В кулаке его был стиснут шипастый стальной прут с полой расщепленной головкой, набитой пропитанным особым составом тряпьем. Такой факел мог гореть по часу и дольше, надежно освещая самые темные закоулки даже при сильном ветре, и одновременно служить палицей. «Волшебная палочка» прозвали его атланские острословы – и не зря.

– Атланда, Атланда, Атланда!!! – вырвался хриплый рев из десятков глоток. Сталь и огонь вгрызлись в чернильные ряды мстительного народца.

При виде и прикосновении пламени закаменевшее черное море – сотни шептал, ставших единым организмом – содрогнулось и пошло рваной рябью боли, отвращения и страха. В несколько мгновений монолит превратился в кисель. Еще через несколько секунд – рассыпался на отдельные особи.

В атакующих полетели камни стихий, и взрывы со вспышками выпущенной на волю магии снова потрясли плато. Люди, застигнутые взметнувшимся градом камней или разверзавшейся под ногами землей, падали оглушенные или с пробитыми головами, роняя оружие и огонь – но магия, как бешеный зверь, разбору не знала. Тут и там рядом с раненым или убитым человеком лежали, агонизируя, или медленно распадаясь на клочья, бесформенные тела, похожие на сгустки тьмы, и даже бело-серые фигуры с изломанными крыльями и потухающими голубыми мечами.

Предводитель шептал хотел что-то крикнуть, может быть, остановить своих подданных, приказать отступать – но не успел: мощная каменная лапа прихлопнула его, вбивая в землю как гвоздь в масло.

– Гаденыш… – выдавил сквозь зубы Конро – и получил в грудь плюющийся жидким льдом голубой шар.

– А это что? – яростно рявкнул он, глянул в том направлении, откуда прилетел заряд – и встретился глазами с человеком.

Еще трое рядом с ним вскинули руки – и к лицу горного жителя устремился комок бордового пламени.

– Мать ваша суссура… – разъяренно прищурился Конро, мотнул головой, стряхивая остатки недоуменно потухающего огня, словно пыль, и двинулся к шарахнувшимся в стороны ренегатам сквозь шарахнувшихся в стороны[169] шептал.

Подхватывая упавшие факелы и оружие, в бой рванулся отряд Наследников.

– Мьёлнир-р-р-р!!!..

– Ур-р-р-ра-а-а-а-а!!!..

– Атланда, Атланда!!!..

– Сулеймановы портянки!!!..

– Дае-е-е-е-шь!!!..

Самым разумным для шептал было бы сейчас бросить всё и уйти под землю, как нефть в песок, и они то и дело порывались это сделать… Но в горячке рукопашной схватки, когда промедление даже в долю секунды могло обернуться многовековым ожиданием Страшного Суда, инстинкт самосохранения древнего племени шел по пути наименьшего сопротивления.

Обездвиживай.

Души.

Мечи камни.

Обжигай щупальцами.

Убивай.

Умри…

Яйцелицые, настороженно державшиеся в стороне, по неслышимой команде хозяина двинулись на людей, рассекая мутно-белыми потоками черные волны шептал. Сине-голубые мечи в их руках блестели как молнии, и как молнии поражали встававших на их дороге врагов. Факел в лицо или комок пламени в грудь – и крылатый отступал или падал, иногда больше не поднимаясь, но простая сталь контрабандистов, солдат или шахтеров против них была бессильна. И самым мудрым для людей, как и для шептал до вмешательства гаурдаковой гвардии, было бы сейчас отойти – но в исступленном безумстве боя подземный ход, проделанный демонами, был утерян, и единственным, что могли сказать задыхающиеся, израненные люди – живы они еще или нет.

Свои, чужие, шепталы, люди, яйцелицые, волшебники, демоны, ренегаты, факелы, сталь, камни стихий, сверкающие мечи, визжащая и ревущая над головами и среди сражающихся магия, каменные кулаки, взрывы и вспышки… Огонь, убивающий шептал, синие мечи, убивающие людей, магия, одинаково убивающая людей, шептал и крылатых, огромные кулаки, убивающие всех, синие мечи, отсекающие куски от каменных тел… Поле битвы превратилось в ад,[170] где давно не понятно было, где свои, где чужие и где ты сам…

И поэтому никто не заметил, как четверо ренегатов, словно подталкиваемые невидимой рукой, вышли из боя и бегом, с лицами растерянными и более чем слегка изумленными, направились к далекому угольно-черному бесформенному пятну на земле, откуда на четвереньках вылезали последние покрытые мутной слизью твари – будущие крылатые. Ни одному обладателю даже самой изощренной фантазии было уже не угадать в нем правильную белую окружность, что Адалет начертил всего два часа назад.

Недалеко от пятна, опираясь на валун и покачиваясь от изнеможения, с полуприкрытыми глазами и лицом цвета придорожного снега стоял Гаурдак.

Четверка волшебников остановилась и замерла перед ним с благоговением – бойня за спинами позабыта, словно мимолетный сон.