Каждый может умереть - [58]

— Одному Богу, — сказал Ричардсон с каменным лицом.

Танцовщица добавила без всякой необходимости:

— То есть, я хочу сказать, прямо у почтовых ящиков.

— Я очень сожалею, поверьте, мисс Марлен. — Миссис Мэллоу попыталась успокоить оскорбленную добродетель своей квартирантки. — Вы — четвертая, кто жалуется мне за два дня. Вчера миссис Кац и одна из девушек из квартиры 23, потом, сегодня утром, миссис Уайли. Ромеро, должно быть, пробовал приставать к Руби прямо перед вашим приходом. А теперь вы.

— Я была так возмущена.

— Этого больше не случится, я обещаю. Полчаса назад я поставила его в известность, что он должен освободить квартиру. Впрочем, я и так собиралась это сделать. Мистер Ромеро знал, когда подписывал договор об аренде, что мы не разрешаем жить в здании с детьми.

Лили слегка заинтересовалась:

— Я слышала об этом. Я также слышала, как плакал ребенок, до того, как ушла на работу прошлым вечером. — Она посмотрела на пышногрудую, черноволосую девушку, стоявшую по бедра в воде в мелководном конце бассейна, потом на шестилетнего мальчика, свесившего ноги с парапетных плит.

— Наверное, это он.

Миссис Мэллоу кивнула:

— Именно так. И жена Ромеро. По крайней мере, он говорит, что это его жена.

— Он довольно милый для мексиканского ребенка.

— Милый, — счел своим долгом сказать Ричардсон.

— Да, — признала миссис Мэллоу. — Милый. Он также очень воспитанный ребенок. Мне жаль и его самого, и его маму. Но правила есть правила. Кроме того, в таком доме, как этот, я не могу позволить, чтобы один из моих жильцов вел себя так, как мистер Ромеро, вытворял такие вещи. О, сегодня утром он был так сильно пьян, когда я постучалась в дверь его квартиры и уведомила его, что он должен оттуда съехать… ну… я не могу повторить, что он сказал. Но одно я знаю. Если он создаст мне какие-нибудь новые неприятности до их отъезда, я не собираюсь валять с ним дурака. Я позвоню в полицию.

— По-моему, это неплохая идея, — сказал Ричардсон. — А где он сейчас?

Миссис Мэллоу пожала плечами:

— Я, как и вы, могу только догадываться. Может быть, еще не проспался, а может быть, пошел за очередной бутылкой.

Девушка и мальчик спустились несколько минут назад, но Ромеро я не видела с самого утра.

Танцовщица и Ричардсон перебрались к двум плетеным шезлонгам возле бассейна. Улыбнувшись миссис Фаин, Лили сняла свой халат и опустилась на одно из кресел, вытянувшись во весь рост, повернув лицо вбок и положив его на одну руку, в то время как Ричардсон, сидевший в другом кресле, заботливо намазал немного лосьона для загара на ее спину и заднюю часть ее длинных, красиво очерченных ног.

Лежа в шезлонге по другую сторону бассейна, с глазами, полуприкрытыми за темными солнечными очками, Джон Джонс наблюдал за ними с циничным весельем. Он надеялся, что ради миссис Фаин и миссис Лесли и некоторых других жильцов, придерживающихся менее широких взглядов, Ричардсон не будет очень уж увлекаться. Не то чтобы он в чем-то обвинял писателя. Если уж мужчине нравится, когда они высокие и крупные, а большинству маленьких мужчин это нравится, то Лили Марлен — женщина, в которой всего много, и пока это продолжалось, Ричардсон как сыр в масле катался. Бывшая детская звезда-переросток — материал для телепередачи, и неплохой. Если только уметь к ней подступиться.

Джонс закрыл глаза и расслабился, наслаждаясь солнечным теплом, греющим его тощее тело. Конечно, поскольку Лили — не Бог весть какая знаменитость, сугубо местного масштаба, история о ней не вызовет такого резонанса, как его передача о Глории Амес. То было просто даром Божьим. Истории, подобные той, падают на человека только один раз в жизни. Джонс всегда судил, насколько успешно прошла передача, по тому, заговаривал ли с ним кто-нибудь в доме на следующее утро. Этим утром — никто, даже миссис Мэллоу, не говорил с ним. Более того, когда он позвонил в свой офис, его секретарша с восторгом сообщила, что от разъяренных поклонников Глории Амес до сих пор идет поток возмущенных телеграмм и писем. Если они сродни тем телефонным звонкам, на которые он ответил, прежде чем покинуть студию, значит, его проклинали от Лос-Анджелеса до Москвы. Но та же самая возмущенная общественность, которая бросалась на защиту умерших звезд, будет сидеть как приклеенная у телевизоров, когда он вернется в эфир.

***

«Итак, леди и джентльмены, я оставляю вас с этой, надеюсь отрезвляющей, мыслью. Разве не была бессмысленная трагическая смерть этой бедной, запутавшейся молодой женщины от ее собственных рук, по крайней мере отчасти, вашей и моей виной и конечным продуктом того образа жизни, в которой распущенность ошибочно принимают за свободу, а верхом совершенства и актерского дарования у женщины считают две необъятные, выставляемые на всеобщее обозрение молочные железы? Увидимся в понедельник. Хорошего вам вечера».

Джонс переместился пониже в кресле. Это была одна из лучших концовок, которую он когда-либо делал.

Это было так просто. Все, что ему пришлось сделать, чтобы превратиться из самого заурядного диктора в телевизионную знаменитость и признанного авторитета в искусстве, сексе, политике и всех вопросах, касающихся общественного блага, — это следовать старой аксиоме азартной игры: всегда делать ставки вопреки тому, как выпадают кости, чтобы стать более либеральным и большим бунтарем в своих публичных высказываниях, отказываться видеть что-либо хорошее в чем-нибудь или ком-нибудь, если от него или от нее отдает традициями.