— Ходу, ходу, не тормози, Лебовский! — заорал мне на ухо незнакомец и поволок меня прочь от злополучного «номера для новобрачных» в стиле «сельский шик».
— Ты кто? — спросил я его, когда мы отбежали на несколько кварталов и остановились отдышаться в подворотне. Вроде смутно знакомое лицо... Видел его где-то... Молодой мужик, лет двадцати пяти. Правда, выглядит не очень. Будто он на ночь запихал свое лицо комком в шкаф, а потом натянул, забыв погладить.
— Я тебя знаю, — сказал он. — Ты Лебовский, из мародеров. А я Корчин.
— Из карателей? — уточнил я.
— Ага, — он вытащил торчащую из кармана бутылку из темного стекла и поболтал. Внутри что-то плескалось. — Я видел, как вы кутили вчера. Я там был, но ты меня не заметил.
— Вообще не удивлен, — хмыкнул я. — Не в смысле, что это ты такой незаметный. Просто я вчера был... гм...
— Ага, — он снова покивал. — А потом я отрубился во дворе, рядом с этим сараем. А проснулся, когда Корней слуга Корнея привел. Обиделся он на тебя, сучок. Раньше он Марику валял, каждый раз, когда Корней отворачивался, а теперь, видишь, ты...
Я собирался ответить, даже рот открыл, но, видимо, как-то неудачно пошевелился и реальность раскололась на кусочки.
Второй раз я пришел в себя уже без всяких дополнительных спецэффектов. Открыл глаза, автоматически напрягся, готовясь снова от чего-нибудь уворачиваться. Но было не от чего. Вокруг была сумрачная палата лазарета, свет в нее проникал только от тусклой лампы в коридоре. На тумбочке рядом с кроватью, поджав под себя ноги, сидела Лизонька. В бесформенной коричневой кепке и свитере, похожем на мешок, и в плохо сшитом кожаном жилете.
— Привет, Лизонька, — сказал я. — Тебе опять пришлось меня латать?
— У тебя был локоть раздроблен, — сказала она, быстро спрыгивая с тумбочки и усаживаясь рядом со мной на кровати. — Тебя Корчин принес на плечах, почти голого. Хотел сам тебя лечить, но я не позволила.
— А что так? — я попробовал пошевелить пальцами правой руки. Шевелились они со скрипом, конечно...
— Он дурак и пьяница, — сказала Лизонька. — И провозился бы долго. А я умею быстро...
Она отодвинула край одеяла, раскрыв меня до низа живота. Рубахи на мне теперь тоже не было. Я зябко сжался, пытаясь прикрыться обратно. Лизонька смотрела на меня, склонив голову на бок. Потом принялась водить пальцем по моей груди, выписывая какие-то замысловатые фигуры и что-то нашептывая ритмично.
Ох...
Все каратели шизанутые. Вот и думай сейчас, это ее личный бзик, или это терапия, чтобы зажило все побыстрее?
— ...и знать ничего не хочу! — раздался в коридоре пронзительный голос Соловейки. — Где он? Нет, ты должна просто ответить «Да, Сольвейг Павловна» и сказать мне номер палаты. Третья? Отлично, теперь заткнись!
По коридору загрохотали каблуки. Похоже, это ураган по мою душу.
— Лебовский, я тебе что, толстая студентка с первого курса, которой ты назначил свидание и не пришел? — голос декана взвился до таких высоких нот, что, казалось, сейчас стеклянные предметы начнут лопаться. — Ты уже полчаса как должен быть на стенде! Или ты думаешь, что мне нечем заняться, кроме как ожидать тебя, любимого? Немедленно встал и пошел за мной!
— Простите, Сольвейг Павловна, — пробормотал я, неловко поднимаясь с кровати. Прикрывая центр своей композиции углом одеяла. Огляделся. Никакой подходящей одежды не было. Да что там, вообще никакой одежды! Даже той рубашке, в которой я утром проснулся.
— У него была рука сломана, — тихонечно пробормотала Лизонька.
— Да мне все равно, что у него там было сломано! — У тебя минута, чтобы собраться и пойти меня догонять. Иначе...
— Да-да-да, я уже бегу! — с энтузиазмом воскликнул я, решив, что да и хрен с ней, с одеждой, в одеяле дойду. Мне и в самом деле не хотелось пропускать урок Соловейки.
Декан резко повернулась на каблуках и вышла.
— Я дам тебе свою одежду, Лебовский, — сказала Лизонька, стягивая с себя сначала жилетку, потом свитер, потом штаны. Она как-то так быстро выскользнула из своих шмоток, что я даже глазом не успел моргнуть. — Только тебе придется пойти босиком. Моя обувь тебе будет мала...
Штаны были широкими и на резинке, правда, короткими. Я был не особо высокого роста, но Лизонька еще ниже. Так что штанины доходили где-то до середины икр. Зато со свитером и жилеткой никаких проблем не возникло. Лизонька подошла ко мне вплотную, сняла с головы бесформенную кепку и нахлобучила ее на мою. Освобожденные из плена головного убора волосы тут же рассыпались по ее нешироким плечам. Она стояла передо мной в одной полупрозрачной короткой маечке. А под одеждой уличного пацана-оборванца, как я уже знал, она прятала ну очень, очень женственную фигуру.
— Теперь с тобой всегда будет мой запах, — сказала она, поцеловала свой палец, потом коснулась им моих губ.
И я рванул догонять Соловейку.
Через час я сидел, понурив голову, ожидая, когда Соловейка обрушит на меня весь свой гнев пополам с сарказмом. Морально приготовился запоминать очередные цветистые эпитеты, которыми она в порывах гнева обычно расшвыривалась.
Но вместо этого она молча подошла ко мне и села на скамейку рядом. Чтобы сесть, ей понадобилось подпрыгнуть.
