— Нет, благодарю, — я медленно покачал головой.
— Между прочим, мы вчера точно переходили на «ты», Богдан, — Янис свернул крышку у бутылки и сделал длинный глоток.
— Да, точно, — я напряженно хохотнул. Интересно, чего ему надо? Он же не просто так вчера нас развлекал. Ну, то есть, за выпивку и закуску мы платили сами, но дружелюбием к нам он воспылал по своей воле. Видел он нас впервые в жизни, значит...
— Ты веришь в судьбу, Богдан? — спросил вдруг Янис. Смотрел при этом очень серьезно, будто вопрос был вовсе не риторическим.
Я неопределенно дернул плечом и склонил голову на бок, давая понять, что жажду услышать контекст вопроса.
— Да тут понимаешь, какая история... — он опустил взгляд. Усмехнулся, как будто слегка сконфуженно. — У меня последний месяц все шло через афедрон наперекосяк. За что ни возьмусь, все елдой накрывается. И буквально позавчера вечером сходил я к Лукерье. Раскинь, говорю, картишки, старая, скажи, где я нагрешил, и что мне надо сделать, чтобы странь эта прекратилась. А она, ведьмища злоязыкая, колоду свою засаленную достала, покидала карты туда-сюда и говорит: «Ты, Янис, где-то мужик умный, а где-то дурак дураком! Все же просто — возьми горсть ячменя да жбан молока, пойди лесной тропой, сверни сквозь колючий куст, та так, чтобы шипы крови твоей испили, найди пень трухлявый, накорми его, напои, и поклонись трижда, а потом ступай себе, куда сердце прикажет, и все у тебя наладится!» Вот скажи, ты бы пошел это все делать?
— Лукерья — это же та, которая какому-то селянину елдак на лбу наколдовала? — спросил я.
— Она самая, — Янис криво усмехнулся.
— Тогда пошел бы, конечно, — хмыкнул я. — Чтобы не рисковать. А то мало ли...
— Вот и я пошел, — серьезно сказал Янис. Задрал рукав рубахи и продемонстрировал подсохшие царапины. — Об боярку всю руку, вон, разодрал. А когда из леса вышел, то первое, что увидел — это машина знакомая. Я ее уже год в Егорьево не видел. И вот поэтому я тебя и спросил, веришь ли ты в судьбу.
— Хм, ну если с такой стороны смотреть, то вполне, — я кивнул. Надо же, а ведь, похоже, я решил свернуть к Егорьево именно в тот момент, когда Янис продирался сквозь кусты и трухлявый пень ячменем кормил. Случайно получилось. Ну да. Совпадение такое. С другой стороны, и что? Теперь я обязан на нем жениться что ли? Я фыркнул, подавляя смешок. — Слушай, Янис, я не помню, спрашивал тебя или нет. А почему у вас на площади статуя Ларошева стоит?
Глава 18. Что не так с этой сделкой?
— Памятник-то? — Янис почесал в затылке и как будто смутился. — Да это нелепая история, даже рассказывать не о чем. Потом как-нибудь, не про то сейчас разговор... Скажи лучше, что вот про эту вещь думаешь.
Физрук кинул мне что-то небольшое, а я машинально это поймал. Покрутил в руках, рассмотрел. Деревянный шарик, размером с голубиное яйцо, покрытый сложной резьбой. Дерево выглаженное, будто его много крутили в руках. Пожал плечами.
— Милая вещица, — сказал я и вернул шарик Янису. — Никогда такой раньше не видел.
— Хорошо, — кивнул Физрук и явно повеселел и расслабился. Спрятал штучку в карман. — А пойдем-ка лучше ко мне в гости, вот что. Там и о деле моем поговорим?
— А мои друзья? — спросил я.
— Да дрыхнут они еще, — махнул рукой Физрук. — Мы по быстрому смотаемся, тут недалеко. Они и соскучиться не успеют.
Янис приоткрыл дощатую дверь сарая. Снаружи сияло яркое солнце, безжалостно высвечивая золотую седину деревьев. Осень потихоньку наступала, хотя пока еще погода была вполне летняя. Я огляделся. Справа высокий забор из потемневших от времени досок, вдоль него — раздолбанная колея, поросшая травой. Три белые козы лениво ее щиплют, поглядывая на нас неодобрительно. Слева — кусты и березки. Рядом с кустом лежит меланхоличная коровка. Никаких транспортных средств рядом нет.
Впрочем, идти было недалеко. Всего-то спуститься с небольшого холма по этой самой колее, оставленной скорее тележными колесами, чем машинами. Хотя моя шишига тут нормально пройдет, даже не пискнет.
— Мы в Семибратово идем, если что, — как бы невзначай обронил Янис. И глянул на меня.
— Вроде уже слышал про такое название, — сказал я. — Опасное место?
— Лет сто назад может и было, — физрук снова как будто выдохнул с облегчением. Это был еще какой-то тест? Ну, если и так, то я его прошел, по всей видимости. Наверное. Если через час не обнаружу себя с ножом в печени на ближайшей помойке. Хотя с другой стороны, пройти тест — не всегда хорошо. Ты, такой, радуешься, что тебя признали годным, а тебя с шутками-прибаутками ведут к алтарю той же самой Морены, чтобы с помпой и пафосом выпустить там из тебя всю кровь во славу местной версии Санта-Муэрты.
Если бы не деревья, то это самое загадочное Семибратово было бы отлично видно еще от того сарая, в котором я проснулся. Но дорога вниз ныряла в околок, так что увидел я эту часть Егорьева только когда мы уже практически пришли. Никаких высоких заборов там не было, только хлипкая оградка с вьющейся по верху колючей проволокой. Поля уходили куда-то вправо, а влево — собственно, двор. Здоровая длинная изба из толстенных бревен, баня, амбар, еще какие-то постройки из досок и дерева. Во дворе — идеально чисто, бродят толстенькие курочки, в будке дремлет тупоносая собака непонятной породы. Похоже, старенькая уже. Никакой цепи или прочей привязи незаметно. Когда мы приблизились, она приоткрыла один глаз, тихонько гавкнула, но как-то совсем без души, что-то вроде равнодушного собачьего «здрасьте». Рядом с тем, что я сначала принял за амбар, стоял побитый жизнью грузовичок, с которым возился сухонький седоволосый дядька. В серой робе и кожаном фартуке, длинные спутанные волосы перехвачены кожаным шнурком, лицо загорелое до цвета старого пергамента. Похож скорее на кузнеца, чем на механика.
