Каждому свое - [8]

Шрифт
Интервал

— Вопрос извечный для России, — начал философствовать Григорий, но тут же оборвал себя. — Будем ждать.

Был уже конец дня, когда оба провинившихся предстали перед усталым взором генерала.

— Вот уж от вас не ожидал! Курите в служебном помещении. А в ответ на справедливые замечания коменданта упражняетесь в остроумии!

— Никак нет, — начал уверенно Григорий. — С курением в кабинете покончили. Что же касается коменданта, — вдруг воодушевился он, — то мы были рады воочию увидеть человека, которого знали только по его подписи на распоряжении, вывешенном в кабине лифта.

Пафос искренности в речи Григория был столь убедительным, что он сам поверил в свои слова.

Чего нельзя было сказать о хозяине кабинета. Он слушал Григория и молча щурился, глядя в его сторону. Временами он обращался к лежавшему перед ним рапорту коменданта, знакомился с какой-то его частью, на секунду задумывался, после чего возвращал его на место.

От внимания Григория не ускользнул момент, когда шеф, прочтя очередной отрывок из докладной, в одном случае открыто улыбнулся, в другом — не без труда сдержал улыбку. Это дало Григорию некоторую надежду на благоприятный исход инцидента.

К счастью, он оказался недалек от истины. После небольшой паузы хозяин кабинета произнес:

— Молодость дается человеку один раз, и то ненадолго. Но от того, как он ею распорядится, зависит многое. Ваша молодость пришлась на войну, которая не прощает легкомысленных поступков. Вам присвоили воинские звания, которые обязывают вас относиться подобающим образом к старшим не только по чину, но и по возрасту. Надеюсь, вы поняли, о чем идет речь?

— Так точно!

Согласиться было куда легче, нежели отстаивать свою сомнительную правоту.

Генерал встал и, кивнув подчиненным на прощание, устало побрел в комнату отдыха, где его ожидали диван, подушка и причудливых узоров теплое байковое одеяло.

Обратный путь, пролегавший через сложную систему переходов и бесконечных коридоров, занял заметно больше времени, чем предполагалось. К лифту Семен и Григорий подошли молча. Каждый думал о своем.

* * *

С началом 1942 года Центр начал активно налаживать связь с партизанскими отрядами, действовавшими в тылу у немцев. Григорий и Семен уже дважды летали в немецкий тыл и доставляли по воздуху партизанам в лесную глушь, как они называли, «офицерский набор»: несколько ящиков с автоматами и боеприпасами, а также радиостанцию для связи с Большой землей. Но это для дела. А для души — несколько упаковок с банками сгущенного молока и брикетами прессованной пшенной каши, замешанной на каком-то очень вкусном жире. Стоило бросить малоаппетитный на вид брусок в котелок с кипящей водой, как по всему лесу распространялся дурманящий запах готовящейся домашней пищи, зовущий всех, уловивших его, к столу, которым вполне мог служить простой пень.

Во время «командировки» в тыл Григорий объяснял «лесным солдатам», что их задача состоит не в том, чтобы выжить самим, а в том, чтобы не дать выжить оккупанту: необходимо выходить из глуши, хозяйничать на дорогах, занимать поселки и города. Населению надо ежедневно показывать, что хозяева этой земли мы, а не они, незваные гости.

Нельзя сказать, что при этих словах Григорий всегда видел восторг в глазах слушающих. Среди них были не только местные жители, но и военнослужащие, бежавшие из транспортов и колонн военнопленных. Они еще оставались под тяжелым впечатлением от пережитого. Их рассказы были наилучшим отрезвляющим средством для тех, кто, начитавшись немецких листовок, хоть на секунду мог поверить в то, что всякому, перешедшему на сторону немцев, будут гарантированы «жизнь, хорошее питание, доброе отношение и немедленное возвращение домой после скорой победы немецкого оружия».

* * *

Лифт щелкнул замком, заявив о своем прибытии. В отличие от коридоров, кабина внутри была ярко освещена, отчего настенные панели из красного дерева самодовольно светились.

Молодые люди, всё ещё шокированные столь интеллигентным обхождением с ними высокого начальства, осторожно втиснулись в лифт, нажатием кнопки запустили подъемный механизм, огляделись и оторопели. На уровне глаз с правой стенки кабины на них взирала размашистая подпись полковника Бричкина.

— Не знаю, Гриша, удастся ли нам уйти от сумы и от тюрьмы, но уверен, что от полковника Бричкина мы уж точно никуда не денемся, — мрачно заключил Семен.

* * *

— Я готов! — Северов прошелся перед столом, на котором были разложены пачки фотокопий.

Григорий сел и приготовился слушать.

— Буду краток. Изучая материалы, добытые нашей боевой группой, я пришел к нескольким выводам:

— Причиной провала и гибели нашего товарища стало предательство со стороны одного из двух людей, рекомендованных ему Центром.

— В немецких документах предатель проходит под псевдонимом «Лукавый». Легенда, изложенная разведчиком на следствии, не выдержала проверки, устроенной немцами, и его расстреляли. Кстати, вел себя наш коллега во время следствия и казни в высшей степени достойно. В отчете немецкий следователь написал: «Принятие смерти вместо раскаяния и согласия на сотрудничество — типично русский синдром».


Еще от автора Вячеслав Ервандович Кеворков
Тайный канал

Автор — генерал-майор в отставке, начальник контрразведывательного управления КГБ. С конца 1969 года между Бонном и Москвой действовал тайный канал, который связывал высших руководителей СССР и ФРГ Андропова, Брандта и Шмидта. Именно через этот канал шли основные переговоры по подготовке и заключению московских договоров, положивших конец состоянию войны в Европе.Вячеслав Кеворков был ключевой фигурой этого канала с советской стороны.


О чем говорят президенты? Секреты первых лиц

Проблема утечки тайной информации существовала всегда, еще до сенсационных разоблачений сайта «Викиликс». Советский Союз активно вел переговоры с ближайшими союзниками США по НАТО, но те требовали полного засекречивания канала связи, потому что не хотели, чтобы о содержании переговоров узнали в Вашингтоне. Сначала таким образом осуществлялись контакты между советским руководством с французским президентом де Голлем. Они оказались настолько успешными в смысле сближения позиций Франции и СССР, что привели к ликвидации штаб-квартиры НАТО в Париже и выходу Франции из военной организации Альянса в 1966 году.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.