Каждому свое - [6]
В коридоре царил полумрак. Он двигался почти на ощупь, тихо переставляя ноги по идеально гладкой поверхности пола, выложенного добротным паркетом в далекие дореволюционные времена в здании тогда еще знаменитого страхового общества «Россия». Свершившаяся в стране революция отдала здание в руки различных Управлений госбезопасности, которые уже никого и ни от чего не страховали.
Осторожно передвигаясь по безлюдному и темному коридору, Григорий услышал за одной из закрытых дверей стук пишущей машинки. Открыл дверь и оказался в небольшой комнате. Перед ним за столом сидел молодой блондин, целиком погруженный в творческий процесс. Он старательно водил указательным пальцем по клавиатуре и, отыскав нужную букву, со всей силы ударял по ней, после чего тут же приступал к поискам очередного необходимого ему знака. Оба глаза, стянутые к переносице, прикушенный кончик языка в левом углу рта подтверждали, что творчество требует полной и самозабвенной отдачи.
Григорий незаметно прошел за спину труженика и углубился в чтение уже отпечатанных в муках строк.
«Дорогая Ксения. Пишу тебе на мошинке…»
— Не «мо», а «машинка», — поправил из-за спины Григорий.
— А ты откуда знаешь? — поинтересовался автор, не удивившись и не повернув головы.
Вопрос застал Григория врасплох — в синтаксисе он был не силен, но в орфографии чувствовал себя уверенно.
— Стасис, делай, как говорю, не задавай глупых вопросов.
Иногда уверенный тон действеннее доводов. Каретка машинки сместилась влево, и буква «о» уступила место «а».
— Ну и чего ты здесь сидишь ночами? Тебе дня не хватает? — поинтересовался Григорий.
— Приказали до утра подготовить к сдаче в архив дело на расстрелянного в Пскове нашего разведчика. Сказали, как написать заключение. Я написал. Теперь дожидаюсь утра, когда начальство появится.
— И как, по твоему мнению, мог такой опытный конспиратор провалиться?
— По доносу кого-то из местного населения. Фамилия доносчика в деле не фигурирует.
— Получается, анонимный предатель?
— Выходит…
— Не понимаю, как можно сдавать дело в архив, если предатель не разоблачен и даже не выявлен, а работа по группировке «Север» только начинается?
Григорий покачал головой. Стасис неопределенно пожал плечами.
Вернувшись в свой кабинет, Григорий достал из шкафа бритву, мыло, полотенце, зашел в туалетную комнату, побрился, облился холодной водой до пояса и, энергично растерев тело полотенцем, оделся. Ощущая свежесть всем телом, вернулся в кабинет, сел за стол и снял трубку телефона внутренней связи.
— Капитан Сахно слушает, — прозвучал голос в трубке.
— Доброе утро, это Григоренко. Хотел бы по срочному делу переговорить в течение дня с шефом.
— Одну секундочку.
— Вам что, не спится? Звоните в такую рань, — послышался суровый генеральский голос.
— Еще как спится, товарищ генерал, если срочные дела не одолевают.
Повисла пауза.
— Ну если срочные, заходи побыстрее, а то я скоро уеду.
Григорий схватил папку и, не став дожидаться лифта, пролетел три этажа по лестнице.
Адъютант с сильно помятым бессонной ночью лицом молча кивнул в сторону кабинета. Сидевшая за столиком с накрытым белой салфеткой подносом секретарша уныло проводила взглядом вошедшего, тут же скрывшегося за двойной дубовой дверью, похожей на шкаф.
В отличие от подчиненных шеф выглядел более чем бодро: подтянут, свежевыбрит и обильно орошен «Тройным одеколоном», густые пары которого могли стать смертельными для любого кровососущего насекомого.
— Садись, — буркнул он, нажав кнопку, попросил принести два чая, которые мгновенно появились на знакомом подносе в окружении горки печенья из темной муки. — Пей и рассказывай, только коротко.
Генерал сделал два глотка, а Григорий — один, неосторожно скосив глаз на печенье.
— Ты ешь печенье, не стесняйся, — перехватил его взгляд хозяин кабинета. — Я с утра только чай пью, а ты ешь и рассказывай.
Григорий повиновался.
— Мы сейчас заканчиваем подготовку к заброске нашего человека в район Пскова.
— Северова. Я в курсе. Хорошая кандидатура.
— У него мать немка, то есть он наполовину…
— Прекрасно. Нам эти немецкие «половинки» сейчас вот как нужны, — он решительно полоснул себя указательным пальцем по горлу и тут же глянул на настенные часы.
Положение стрелок на них, судя по всему, было для него важнее, чем выяснение причины столь раннего появления подчиненного.
— Не будем терять время, говори, с чем пришел.
— Я случайно узнал, — уверенно начал Григорий, — что дано указание сдать в архив дело, связанное с гибелью нашего коллеги. При этом непонятно, это результат предательства или допущенный им просчет. И до выяснения этого…
Фраза повисла в воздухе. Григорий глянул на сидевшего перед ним шефа и замолчал.
— Надеюсь, тебе известно, что в результате арестов и расстрелов, проведенных немцами, сильно пострадала наша резидентура, действующая против немецкой группировки «Север» в районе Пскова. Многие не хотят признавать, что успех нашей работы в тылу противника прямо зависит от успеха наших войск на фронте. И тем не менее это так. Естественно, мы будет действовать активно в любых условиях, но не учитывать это обстоятельство не имеем права.
Автор — генерал-майор в отставке, начальник контрразведывательного управления КГБ. С конца 1969 года между Бонном и Москвой действовал тайный канал, который связывал высших руководителей СССР и ФРГ Андропова, Брандта и Шмидта. Именно через этот канал шли основные переговоры по подготовке и заключению московских договоров, положивших конец состоянию войны в Европе.Вячеслав Кеворков был ключевой фигурой этого канала с советской стороны.
Проблема утечки тайной информации существовала всегда, еще до сенсационных разоблачений сайта «Викиликс». Советский Союз активно вел переговоры с ближайшими союзниками США по НАТО, но те требовали полного засекречивания канала связи, потому что не хотели, чтобы о содержании переговоров узнали в Вашингтоне. Сначала таким образом осуществлялись контакты между советским руководством с французским президентом де Голлем. Они оказались настолько успешными в смысле сближения позиций Франции и СССР, что привели к ликвидации штаб-квартиры НАТО в Париже и выходу Франции из военной организации Альянса в 1966 году.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.