Каждому свое - [12]

— Я ведь священник, — сказал отец Консетт, — а посему не смог бы вам отказать. К сожалению.

— Как по мне, здесь невыносимо скучно, — повторила Сильвия.

— Завтра ваше мнение изменится, — сказал священник. — Есть тут парочка юношей… А еще можно отбить лесничего у служанки вашей матери.

— Вы хотите меня оскорбить, — заметила Сильвия. — Но мне нисколько не обидно. С мужчинами покончено. Мама, скажи, у тебя ведь тоже в молодости случился переломный момент, когда ты пообещала себе, что в твоей жизни больше не будет мужчин? Всерьез пообещала!

— Да, — ответила миссис Саттертуэйт.

— И ты сдержала свое слово? — уточнила Сильвия.

— Сдержала, — подтвердила женщина.

— Как ты думаешь, а я смогу его сдержать?

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— Надо же, — бросила Сильвия.

— Я бы хотел увидеть телеграмму от вашего мужа, — сообщил священник. — Такое лучше прочесть своими глазами.

Сильвия решительно поднялась.

— Что ж, пожалуйста. Вас она не обрадует, — проговорила она и направилась к двери.

— Ну разумеется, иначе вы бы не стали мне ее показывать, — заметил священник.

— Вы правы, — согласилась Сильвия.

Ее силуэт застыл в дверях. Она остановилась, опустила плечи и обернулась.

— Вы вот с мамой сидите и думаете, как бы облегчить Волу жизнь, — сказала она. — Я зову мужа Волом. Он такой мерзкий, как огромное, неуклюжее животное. Вот только… Ничего у вас не выйдет. — И дверной проем, залитый светом, опустел.

Отец Консетт вздохнул.

— Говорил же я вам, место здесь нехорошее, — сказал он. — Лесная чаща… В любом другом месте такие злые мысли ей бы в голову не пришли.

— Едва ли, отец. Злые мысли приходят Сильвии на ум везде, — сказала миссис Саттертуэйт.

— Временами, — сказал священник, — по ночам мне кажется, будто я слышу, как бесы скребутся в окна. А ведь этот край последним в Европе сбросил с себя оковы язычества. Может статься, христианство даже не прижилось тут до конца, и потому бесы до сих пор не покинули эту землю.

Миссис Саттертуэйт сказала:

— Об этом лучше рассуждать днем. Днем этот лес кажется романтичным. А вот ночью — совсем другое дело. И в самом деле, здесь жутковато.

— Согласен. Злые силы не дремлют, — заметил отец Консетт.

Сильвия вновь вернулась в комнату, в руках у нее была телеграмма из нескольких страниц. Отец Консетт поднес их к свече — он страдал от легкой близорукости.

— Мужчины омерзительны, все до единого, — заявила Сильвия. — Правда, мама?

— Нет, я с этим не соглашусь, — сказала миссис Саттертуэйт. — Это слова бессердечной женщины.

— Миссис Вандердекен говорит, что все мужчины гадкие и жить рядом с ними — мучительная обязанность женщины, — продолжила Сильвия.

— Ты общаешься с этой развратницей? — спросила миссис Саттертуэйт. — Она ведь русская шпионка! И даже хуже!

— Она была в Гусажу одновременно с нами, — сказала Сильвия. — И не нужно ахать. Она нас не выдаст. Это порядочный человек.

— Я и не думала ахать, — заметила миссис Саттертуэйт.

Священник, погруженный в чтение телеграммы, вдруг воскликнул:

— Миссис Вандердекен! Боже упаси!

На лице Сильвии, севшей на диван, отразилось вялое и скептическое веселье.

— И что же вы о ней знаете? — спросила она у священника.

— То же, что и вы, — ответил он. — И мне этого довольно.

— Отец Консетт расширяет круг общения, — сообщила Сильвия матери.

— Не стоит жить среди мерзавцев, если нет желания о них слышать, — сказал отец Консетт.

Сильвия встала.

— Немедленно перестаньте говорить гадости о моих друзьях, если хотите меня перевоспитывать и наставлять на путь истинный. Если бы не миссис Вандердекен, я бы сюда не приехала и вам некого было бы возвращать в свою церковь!

— Не говорите так, дитя мое! — воскликнул священник. — По мне, так лучше, чтобы вы открыто жили во грехе, прости Господи.

Сильвия вновь опустилась на диван, апатично сложив руки на коленях.

— Как угодно, — сказала она, и отец погрузился в чтение четвертой страницы телеграммы.

— Что это значит? — вдруг спросил он, вернувшись к первой странице. — «Возвращение ярма согласен», — прочел он со сбившимся дыханием.

— Сильвия, иди зажги спиртовку. Скоро будем пить чай.

— Такое чувство, будто я сельский мальчишка на побегушках… Почему бы тебе служанку не разбудить? — проговорила Сильвия, вновь поднимаясь. — «Ярмом» мы называем наш… союз, — пояснила она священнику.

— Получается, между вами достаточно теплые чувства, раз вы придумываете общие эвфемизмы. Это я и хотел узнать. Смысл его слов я и так понял.

— Среди этих, как вы их называете, эвфемизмов было довольно много обидных, — заметила Сильвия. — Проклятия превосходили числом комплименты.

— Значит, эти проклятия звучали из твоих уст, — подметила миссис Саттертуэйт. — Кристофер ни единого обидного слова тебе не сказал.

Недобрая усмешка тронула губы Сильвии. Она повернулась к священнику.

— Вот она, мамина трагедия, — торжественно сообщила она. — Мой муж — один из ее любимчиков. Она его обожает. А он терпеть ее не может.

С этими словами Сильвия неспешно вышла в соседнюю комнату, и вскоре послышался тихий звон чайной посуды, а отец Консетт продолжил чтение у свечи. Его огромная тень расползлась по сосновому потолку, по стене и тянулась по полу к его ногам в неуклюжих ботинках.