Казанова - [73]

Маркиза становилась безумнее с каждым днем. Твердо веря во все сказки Джакомо, какими бы невероятными и бредовыми они ни были, она теперь возомнила, что Кортичелли беременна гномом, и по совету венецианца написала к Луне, чтобы спросить у нее, что теперь делать. Казанова сознает, что они тонут в бреду. Каждый раз, предлагая маркизе идею, еще более безумную, чем предыдущая, он думает, что она опомнится, что разум возобладает. Но она, напротив, с воодушевлением хватает наживку: «Это безумие, которое должно было вернуть ее к разуму, наполняло ее радостью. Она испытывала восторженность вдохновленной, и тогда я убедился, что даже если захочу показать ей всю тщетность ее надежд, то не смогу найти для этого слов. Самое большее, она решит, что мною завладел вражеский дух и что я перестал быть совершенным розенкрейцером. Но я был далек от того, чтобы приняться за лечение, которое было бы мне крайне невыгодно, а ей не принесло бы пользы. Во-первых, ее химеры делали ее счастливой, и возможно, что возвращение к истине сделало бы ее несчастной» (II, 744). Практичная мораль Казановы: с чего бы делать несчастными двух людей (выведя из заблуждения г-жу д’Юрфе и лишив состояния себя самого), если можно сделать двух людей счастливыми (не развеяв ее иллюзий и обогатив себя)?

Тогда-то и разворачивается одна из самых невероятных сцен всех его «Мемуаров». 22 июня Казанова велит приготовить широкую ванну, наполненную теплой водой, смешанной с эссенциями, которые нравятся ночному светилу. Затем произносит непонятные каббалистические заклинания, которые повторяет за ним г-жа д’Юрфе, вручая ему письмо к Селене. Он сжигает это письмо на горящей можжевеловой водке, которой наполнил кубок из алебастра. Наконец он, обнаженный, вместе с ней погружается в ванну. В руке он прячет заранее подготовленное послание – якобы ответ Луны. Написанное по кругу серебряными буквами на зеленой глянцевой бумаге, оно вскоре всплывает на поверхности воды, и г-жа д’Юрфе благоговейно берет его в руки. Астральное послание предупреждает, что преображение герцогини откладывается вплоть до прибытия Кверилинта в Марсель весной следующего года, и приказывает отослать Кортичелли, которая может только навредить операции.

В июне 1762 года компания «адептов» покидает Ахен и отправляется в Безансон через Льеж, Арденны, Мец, Сульцбах и Базель. Из Безансона г-жа д’Юрфе продолжает путь на Лион, тогда как Казанова направляется сначала в Женеву, где проведет все лето 1762 года, а затем в Турин, предварительно заглянув в Лион, чтобы пополнить свои финансовые запасы у г-жи д’Юрфе, которая никогда ему не отказывает: еще пятьдесят тысяч франков. Кортичелли с матерью сразу уезжают в Турин. Теперь Казанове нужно набрать персонал для продолжения махинации. Вся проблема в том, чтобы найти какого-нибудь прохвоста на роль Кверилинта. Он вспомнил о Джакомо Пассано, плохом поэте и враге аббата Кьяри, с которым познакомился в Ливорно в ноябре 1760 года. Этот Пассано, «авантюрист без размаха, родившийся около 1700 года, поэт и художник, специализирующийся на непристойных миниатюрах… известный также под именем Асканио Погомаса, станет злым духом Казановы, одним из многочисленных негодяев, из-за которых ему придется страдать», – подчеркивает Ривз Чайлдс. Возможно. Но в данном случае Казанова обращается к грязному негодяю, чтобы довершить негодный поступок, единственным вдохновителем которого являлся он сам. Он пишет ему в Берн, прося приехать в Турин: оба даже заключат официальный договор. Проведя всю осень в Турине, он был изгнан оттуда в ноябре, но вернулся в январе 1763 года, проведя месяц в Женеве и Шамбери. В конце марта – начале апреля он провел три бурные недели в Милане в период карнавала. Все это, конечно, перемежается бесчисленными любовными и постельными историями. В апреле – отъезд в Геную. Генуэзский этап очень важен, поскольку там Казанова пополнит свой персонал для божественной операции. Однажды туда явился его брат-аббат, родившийся после смерти отца. Вид у него жалкий: «грязный, отталкивающий, оборванный», но в сопровождении очень хорошенькой любовницы, венецианки по имени Марколина. Джакомо тотчас понял, что в будущем эта высокая пикантная брюнетка сможет помочь в осуществлении его планов.

В апреле 1763 года Казанова приезжает в Марсель, где встречается с г-жой д’Юрфе в гостинице «Тринадцати кантонов». Чтобы достойно отпраздновать присутствие Квирилинта (Пассано), она приготовила «семь свертков, которые розенкрейцер должен получить в качестве даров семи планетам. В каждом свертке было по семь фунтов металла, зависящего от планеты, и семь драгоценных камней, зависящих от той же планеты, каждый по семь карат: алмаз, рубин, изумруд, сапфир, хризолит, топаз и опал» (III, 36). Решившись не позволить своему сообщнику Пассано завладеть такой кубышкой, Казанова предложил, чтобы эти сокровища хранились в шкатулке с семью отделениями и чтобы планетам посвящали только по одному комплекту в день, так что на жертвоприношение уйдет целая неделя. Однако теперь возникли новые непредвиденные неприятности: этот идиот Кверилинт-Пассано, который должен был возродить г-жу д’Юрфе четырьмя днями позже, подхватил гнусную болезнь и оказался непригодным к употреблению. Казанова, неистощимый на выдумки, тотчас соорудил благодаря каббалистике новый оракул – невероятное нагромождение ерунды! Но чем круче, тем лучше. Чувствуя, что его провели и оттеснили от пирога, Пассано взбунтовался. Он прислал длинное письмо г-же д’Юрфе, разоблачая бесчестные махинации Казановы, но та, разумеется, не поверила ни единому слову: ей слишком нужен Казанова, который поспешил отослать Пассано за несколько луидоров. Наконец с обрядами покончено, Казанова привел г-жу д’Юрфе на берег Средиземного моря, где шкатулка, весившая пятьдесят фунтов, была выброшена в море к великой радости ее владелицы, счастливой пожертвовать все эти сокровища. Естественно, Джакомо подсуетился, чтобы завладеть драгоценными металлами и камнями. В шкатулке, выброшенной в море, на самом деле было только пятьдесят фунтов свинца. Казанове удалось тихой сапой произвести подмену и присвоить в одиночку все сокровище. Ясно! Джакомо желает лишь одного: украсть у г-жи д’Юрфе все, что только можно.