Казанова - [69]

Симптоматично приключения (и действующие лица) начинают накладываться друг на друга и смешиваться, как будто новые перипетии существования Казановы были лишь списком с предыдущих. Отправляясь на воды в Экс, Джакомо повстречал двух монахинь. Просто поразительно! В той, что помоложе, он как будто узнал свою дорогую М.М. из Мурано. Все сомнения развеялись, когда она подняла покрывало: это она. Более того: на ней тот же самый голубой плащ – доказательство, что она принадлежит к тому же ордену августинок Благовещения. Разумеется, после проверки оказалось, что это не его возлюбленная венецианка. Такая встреча была бы слишком невероятна. Она рассказала свою печальную и классическую историю. Соблазненная и беременная, несчастная укрылась на водах в Эксе, чтобы скрыть свое «интересное положение». За ней приглядывает «дуэнья», которую она поит раствором опия, чтобы встречаться с Казановой: ведь она принимает его за посланника от своего обольстителя. Казанова тотчас предлагает увезти ее в Италию. Увеличивая дозы опия, чтобы обеспечить сон «дуэньи», они совершают непоправимое: та больше не просыпается. Ну что ж! Если она так и не очнется от своей летаргии, невежественный и нетребовательный священник ее похоронит. Казанова безумно влюбляется в прекрасную монашку, и ему кажется, что, спасая ее, он исполняет повеление Всевышнего. Наверняка это лишь отголоски его давней страсти к М.М. Впрочем, когда она сообщила, что тоже зовется М.М., он не устоял перед искушением показать ей маленький медальон с изображением своей венецианской любовницы в облачении монахини. «Это мой портрет, – сказала мне она, – только глаза другие, да брови. Это мое облачение! Просто чудо. Какое совпадение! Ведь сему сходству я обязана своим счастием… Передо мной обе М.М. Неисповедимое Божественное Провидение! Все пути твои достойны восторга. Мы всего лишь слабые смертные, невежественные и исполненные гордыни» (II, 449). Да, слишком много совпадений, даже чересчур. Возможно, эти романические повороты уже отражают некий износ жизни (или жизнеописания) Казановы, который больше не выдумывает сам себя, а начинает повторяться. Возможно, лучшее в его жизни уже позади? Наконец наступают роды. Избавление. Пылкая любовь с монашкой, которая в конце концов уезжает обратно в свой монастырь в Шамбери. С какой настойчивостью Казанова подчеркивает ее крайнее сходство с М.М. из Мурано! Не менее трех раз. В Гренобле одна дама, увидев миниатюрный портрет М.М., восклицает, что она поражена невероятным сходством с ее племянницей, монахиней из Шамбери. Затем в самом Шамбери, из рассказа нам становится известно, что и она тоже лесбиянка. Наконец, позднее, в Риме, в завершающем отступлении, Казанова не преминет рассказать об этом случае кардиналу де Берни. Складывается такое впечатление, что эпоха абсолютной новизны необратимо прошла для Казановы, которого уже затягивает в воспоминания.

Теперь он в Гренобле. Середина сентября 1760 года. Отныне Европа – всего лишь необъятный сераль, предоставленный в его распоряжение, если перефразировать самого Казанову. Полнейшее счастье (но не пытается ли он убедить в этом самого себя, настолько это счастье тяжело дается): «Я не мог удержаться, чтобы не погрузиться в самого себя и счесть себя счастливым. Превосходное здоровье во цвете лет, никаких обязанностей, никакой нужды в предусмотрительности, купаюсь в золоте, ни от кого не завишу, счастлив в игре и нахожу милостивый прием у интересных мне женщин, я с полным основанием говорил себе: ну, вперед!» (II, 471). На самом деле гренобльский эпизод лишь усиливает впечатление того, что отныне все повторяется. Он встречает некую мадемуазель Роман, очень красивую девушку: «чрезвычайно белая кожа, черные, слегка припудренные волосы, авантажная талия, великолепные зубы, а на губах – изящная улыбка скромности, сочетающейся с уступчивостью» (II, 474). Как опытный астролог, Казанова составляет ее гороскоп. О Боже! Это совершенно невероятно! В нее влюбится король. В самом деле, Анна Роман-Купье приедет в Париж и станет одной из бесчисленных любовниц Людовика XV, родит от него ребенка, получит щедрое содержание и титул баронессы. Она выйдет замуж за маркиза де Каванака и скончается в 1808 году. Если только не уверовать в оккультные способности, в которые никогда не верил сам Казанова, придется признать, что здесь он сочиняет задним числом, поскольку ко времени написания своих мемуаров уже знал продолжение истории. Что еще важнее, он воспроизводит здесь приключение юной Луизон О’Морфи. Он снова поставляет любовницу королю, и эта роль ему, бесспорно, нравится, поскольку приближает его, если не в социальном, то хотя бы в сексуальном плане к августейшим особам. Не столько обновление, сколько повторение рассказа.

Авиньон. Банальная любовь с худой, чернявой, почти отталкивающей девицей, потом с другой – горбуньей. Снова и снова доступная любовь. Ничто не ново под луной. Бесполезно перечислять все эти кухонные связи, ничего не прибавляющие к его славе, беспрестанно повторять за повторяющимся Казановой. Марсель. Любовь с юной пятнадцатилетней служанкой, Розалией, которую он увозит в Геную. Она решает там остаться и поступить в монастырь, когда ее любовник уезжает в Ливорно, а потом в Пизу. Затем он отправляется во Флоренцию, где идет в оперу. Какой сюрприз: в примадонне он узнает Терезу, расставшуюся с маской Беллино и вышедшую замуж! Новый сюрприз, когда Тереза представляет ему Чезарино – мальчика, которого родила от Джакомо, вылитый его портрет, только волосы посветлее! Умиление Казановы, тем не менее, не позабывшего о своих неотступных желаниях. Поскольку Тереза решила хранить верность своему мужу, а Редегонда, красивая певица из Пармы, упорно отвергает его авансы, он вздумал соблазнить молодую статистку из Болоньи по имени Кортичелли, которая не стала противиться, как только он уплатил ее матери два экю: «Ей было тринадцать лет, но выглядела она на десять; она была хорошо сложена, бела, весела, занятна, но я не знал, ни как, ни с чего вдруг я смог в нее влюбиться» (II, 582). И чуть далее: «В постели я обнаружил, что эта девочка не влюблена и не воодушевлена, но забавна. Она меня рассмешила, и я нашел ее приятной. Этого ей было достаточно, чтобы сохранить мое постоянство». Комментарий Фелисьена Марсо: «Кортичелли, вероятно, была из тех ничего из себя не представляющих бабенок, на которых на улице не обернешься, но веселых, нахальных, с частицей черта, готовых на все, каких берешь на минуту, не зная, что эта минута потянет на пуд, и удивляешься, что такие-то из наших друзей к ним привязаны»