Люба побежала домой. Хорошо, что они со Славкой разоблачили шпиона. И не пришлось для этого ехать за границу. Прямо в Москве попался, на Смоленской площади.
В коридоре Любке встретилась Устинья Ивановна. Она была в платке и надевала пальто. На Любку даже не взглянула, а вышла, громко хлопнув дверью.
И только тут Любка сообразила, что Устинья Ивановна расстроена, что Гусейна арестовали. Раньше ей не пришло в голову, что Гусейн — это не только сам Гусейн, а и Устинья Ивановна, и маленький Мэкки, и Нина. Они-то его любят, им-то он родственник. Наверное, какой ужас, если родственник — шпион. Что им теперь делать? Разлюбить его сразу? Заступаться за него? А как заступаться за шпиона?
Любка сидела в углу дивана. Она не стала обедать и не стала готовить уроки. Она сидела и думала. Было неспокойно, и радость прошла. Стройность, ясность жизни отступили куда-то, мысли не додумывались до конца.
В коридоре хлопнула дверь. Наверное, вернулась Устинья Ивановна. Любке захотелось увидеть её, и она вышла в коридор. С улицы, красный от мороза, с заиндевевшими усами вдруг вошёл Гусейн. Любка никак не ожидала его увидеть и потому не сразу узнала. А потом поняла: Гусейн!
Он снял пальто и, не обращая внимания на Любу, стал потирать руки. Он плохо говорил по-русски и, чтобы не говорить, не замечал соседей. Наконец Любкино оцепенение прошло:
— Дядя Гусейн! (Он обернулся, посмотрел выпуклыми чёрными глазами.) Дядя Гусейн! Значит, вы не шпион?
— Я? — Глаза Гусейна вытаращились ещё больше.
Он поморгал немного, лицо его вытянулось, как отражение в электрическом чайнике. И вдруг Гусейн захохотал. Он смеялся громко и долго. Он повизгивал и трясся и схватывал себя за сердце, как будто от смеха мог вот-вот умереть.
— Ой! Я — шпион! Ненормальный девошка Любка. Ха-ха-ха!.. Я нет шпион!
Как хорошо, когда человек окажется не шпионом. Любка улыбалась, стало легко и весело. И всё-таки она спросила:
— А зачем вы там около метростроя стоите? Каждый день. Зачем? И куда вас сегодня водили? Разве не в милицию?
— Я не ходил на шахту метро, нет! Я ходил в торгсин! Торговля с иностранцами, понимаешь? Сокращённое слово. Я иностранец, покупал покупки в этом магазине на свои иностранные деньги. И никакой милиции… Имею право. Поняла? Мои деньги, мои покупки! Я там встретил свой знакомый и пошёл. И выскочил сумашеший мальчик. Туда прибегал. Сюда прибегал. Гусейна повели, шпион, да? А я нет, не шпион. Ты смешной молодец, девошка Любка!
Гусейн постукал Любку по спине и ушёл к себе. Потом пришла Устинья Ивановна. Они пили с Гусейном чай на кухне. Любка долго мыла руки и поглядывала на Гусейна. А он прихлёбывал из большой чашки, от пара у него заблестел нос. Поверх чашки Гусейн улыбался Любке выпуклым чёрным глазом.
Любка забежала в комнату, поела прямо из кастрюли холодного супа, а котлету сжевала уже на ходу. Славка и так долго ждёт там, у ворот.
Он стоит на том же месте, покладистый человек Славка Кульков. Стоит и терпеливо ждёт Любку. Она подкралась сзади и прикрыла Славкины глаза ладошками.
— Любка! — сразу догадался Славка. — Я тебя враз узнал. А этот Гусейн домой пошёл, я видал. Ты не обижайся, он, значит, не шпион. — Славка виновато смотрел на Любку.
— Он не шпион. Это хорошо. Чего ж мне обижаться? Пойдём на Бережки на санках кататься?
— Ага! — обрадовался Славка. — Пошли. Там наших полно. И Лёва, и Рита, и Нинка. Стой, я салазки принесу. — И Славка убежал.
Люба стояла во дворе. На улице был ещё день, а во дворе готовился наступить вечер. Тени собрались в углах, у забора, за выступом серого дома. Прошёл торопливый Мазникер и на всякий случай ни за что ни про что погрозил Любе длинным пальцем. Любка не испугалась Мазникера и засмеялась.
Бережками ребята называли Бережковскую набережную. Никакой набережной, правда, не было, просто берег. Летом — заросший травой. Зимой — занесённый снегом. Крутая длинная гора. Любка со Славой пришли сюда, на гору, заполненную визгом и смехом. Особенно звонко разносятся голоса в сумерках. И по всему белому склону чёрные фигурки на санках, на лыжах, на коньках, на портфелях — кто на чём — скатываются, кувыркаются, барахтаются в снегу и, очутившись внизу, долго ещё скользят по льду Москвы-реки.
Слава поставил санки у самого края обрыва:
— Садись.
Любка уселась на низкие деревянные санки, ноги покрепче поставила на полозья, а верёвку натянула, как вожжи. Страшновато, и от страха весело. Любка зажмуривается и набирает побольше воздуха, чтобы визжать.
— Любка! Давай поехали! — Это кричит Лёва Соловьёв.
Он взбирается на гору на лыжах, ловко взбирается, прыгает вверх, как по ступенькам. А никаких ступенек нет — твёрдая накатанная гора.
— Люба-а! Давай к нам!.. — Это Рита кричит снизу, а рядом с ней Нина барахтается в снегу и машет Любке варежкой.
Счастливая лихость захватывает Любку. Все тут, всем весело, все любят её и зовут. И Славка стоит сзади и ждёт, когда она поедет вниз. Славкины санки, но он уступил Любе первую очередь.
Люба отталкивается ногой, и санки летят вниз. С какой бешеной скоростью они мчатся!
Ветер не даёт дышать, на глазах появляются слёзы. Сани подскакивают на твёрдых снежных буграх. И Любка визжит. Не от страха, хотя и страшновато, а от скорости, от счастья.