Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа - [32]

.

Казаки не только собирали информацию, но вели и дезинформацию противника. Вот краткая выдержка из предписания П.И. Багратиона М.И. Платову от 27 июня (9 июля) 1812 г.: «…Отберите молодцов и пошлите туда, пусть распустят слухи, что мы наступаем»^{149}.

В 1812 г. казачья разведка и разведка русской армии в целом столкнулись с достойным противником.

В войне против России французами к агентурной разведке широко привлекались поляки, работавшие непосредственно на Францию и на Герцогство Варшавское. «С первых же дней кампании 1812 г. военно-оперативную разведку Великой армии возглавил дивизионный генерал польской и французской служб М. Сокольницкий… Штат его сотрудников и адъютантов комплектовался исключительно из польских офицеров… Он же руководил агентурной разведкой»^{150}.

Разведку вело каждое отдельное соединение, каждый корпус. «…Командиры корпусов прикладывали массу стараний и практиковали всевозможные способы и средства для получения разведывательных сведений. Они систематически организовывали силами авангардов и специально выделенных офицеров опрос местных жителей, допросы дезертиров и пленных, отправляли добровольных шпионов в районы, занятые русскими войсками. Для эффективной разведработы к корпусам прикомандировывались польские офицеры-переводчики. Специальные разведотряды, продвигавшиеся впереди наступавших французских частей, посылались для сбора информации… Наполеон составил командирам таких отрядов отдельную инструкцию для ведения кавалерийской разведки»^{151}.

Взгляды Наполеона на различные способы добывания сведений приводит Д. Денисон. Он считает, что эти взгляды «так поучительны, что должны быть известны в полной подробности каждому кавалерийскому офицеру. Их можно, между прочим, найти в одном письме к брату Иосифу, королю испанскому. «Мы не имеем никаких сведений о противнике; это объясняют тем, что таковых нельзя было добыть, как будто это было что-нибудь чрезвычайное, никогда ни в одной армии не имевшее место, как будто шпионы являются сами собой. Вы должны поступать в Испании так, как поступают в других местах. Высылайте разъезды. Прикажите задерживать алькадов, настоятелей монастырей, почтмейстеров и прежде всего письма. Запирайте этих людей, пока они не заговорят; спрашивайте их два раза в день; держите их как заложников. Заставляйте их посылать людей, которых должно обязать во что бы то ни стало доставлять сведения. Если принять решительные, а в случае необходимости и насильственные меры, то всегда можно добыть известия. Все почты должны быть заняты; письма задержаны»^{152}.

В начале войны основным поставщиком информации для французского командования была многочисленная кавалерия маршала И. Мюрата. «Быстрое наступление больших масс конницы давало возможность перехватывать русскую корреспонденцию (при взятии административных центров в первую очередь стремились захватить почту, чтобы получить полезную информацию), брать пленных и дезертиров, опрашивать местных жителей, проводить рекогносцировки, при этом скрывая дислокацию частей Великой армии»^{153}.

Командир французского конно-егерского полка Марбо писал в воспоминаниях: «Легкая кавалерия, будучи глазами армий, обычно следует в авангарде и на флангах»^{154}. Кроме того, он вспоминал, что французы добыли очень редкую и подробную карту России. «По одному экземпляру карты император приказал отправить всем генералам и командирам полков легкой кавалерии»^{155}.

Изначально французы понимали, что главным врагом французской кавалерийской разведки будут казаки.

При ведении разведки французским кавалеристам «рекомендовалось, ввиду опасности нападения казаков, на пересеченной местности посылать не менее 50 всадников, а на равнинах выводить до 1500 человек»^{156}.

Способность французской кавалерии получать информацию слабела по мере продвижения наполеоновских войск на восток. Это было связано с большими потерями и падежом конского состава. «В Москве слабые кавалерийские части могли использоваться лишь в качестве охраны и уже не годились для поисковых целей»^{157}.

«Хотя потери, понесенные нами людьми и лошадьми, были огромны, но их можно было пополнить, тогда как потери французской армии были непоправимы; особенно пагубна для Наполеона, как это показали последствия, была дезорганизация его кавалерии. Бородинская битва довершила то, что Мюрату не удалось испортить, гоняя кавалерию на смотры по большим дорогам», — писал генерал В.И. Левенштерн^{158}.

Ситуация резко изменилась. «Всякий военный человек, сведущий в своем деле, увидит ясно, что неприятельская армия, облепленная, так сказать, отрядами Дорохова, Сеславина, Фигнера и князя Кудашева, не могла сделать шагу потаенно, хотя спасение оной зависело от тайного ее движения мимо левого фланга нашей армии и от внезапного появления ее в Малоярославце»^{159}.

Под самой Москвой казаки разведали направление движения французской армии (Наполеон хотел прорываться на юго-запад, в богатые, плодородные области), и русские войска успели перехватить французов у Малоярославца. Первым к этому городу прискакал Платов с пятнадцатью донскими полками.