Казаки на персидском фронте, 1915–1918 - [33]

– Кардаш, кардаш, работай, лодырь…

Здоровается со мной и, как бы извиняясь, говорит:

– Ну и народ же – ляд, так и норовит ничего не работать, а краны[32] любит!

Раздался шум мотора, и из-за поворота показался большой серый автомобиль. Кто-то из штаба пробовал дорогу. Машина медленно и неуверенно подвигалась вперед. Рабочие отскакивали в сторону; некоторые скатились с дороги на откос, а другие прижались к горе справа от дороги. После поворота начинался спуск, и было видно, как сотни людей, прекратив работу, смотрели на диковинную самодвижущую машину. Некоторые в застывших позах, с лопатами и кирками в руках, – с изумлением, другие с явным страхом, озираясь по сторонам и на соседей, третьи – и таких большинство, – радостно улыбаясь. Как сейчас помню юношу лет семнадцати! Он окаменел в изумлении, но все лицо его светилось, смеялось, а в глазах был беспредельный восторг.

Но вернемся к отряду. Уже за Керманшахом начались стычки до самого Керинда. Между Керманшахом и Кериндом сто три версты грунтовой дороги. Местность эту персы считают опасной, разбойной. Крупные части, конечно, спокойно шли до Керинда, но мелкие отряды и транспорты часто подвергались нападению со стороны германо-турок и их временных друзей, воинственных курдов. На этом участке заготовлены были траншеи, вырытые персидскими жандармами под руководством немецких офицеров не без применения техники военного искусства. После перестрелки траншеи покидались и неприятель рассеивался в горах. Войска наши не преследовали его, так как нужно было идти вперед. Перестрелками из окопов и заграждениями нас пытались задержать, а нападениями на транспорты расстроить снабжение. Но набеги курдов предпринимались наугад. Ни туркам, ни курдам недоставало стройной организации, и вскоре, как только наши войска подошли к Керинду, после незначительного боя они очистили и Керинд.

* * *

От Керинда начинается спуск с Иранского плоскогорья к знойным равнинам Тигра. В этом направлении до Каср-и-Ширина местность понижается с 5200 футов до 1700 футов над уровнем моря, т. е. на 3500 футов или по 30 футов на одну версту. За Каср-и-Ширином уже начинается необозримая Месопотамская равнина с ее полутропической флорой и палящим зноем… В четырнадцати верстах от Керинда находится Сармиль. Небольшая курдская деревня расположена на холме, между двумя высокими скалистыми горами. Она заграждает путь в Каср-и-Ширин, и турки, укрепив деревню, засели в скалах, приготовившись к большому бою. Здесь была собрана крупная группа турецких войск. Здесь уже не было ни жандармов, ни курдов, ни добровольцев, ни наемников. Они разбежались еще после разгрома под Керманшахом, а их вождь Низам-Салтане укрылся в Багдаде.

Бой начался на рассвете и продолжался непрерывно шестнадцать часов. Турки отчаянно защищались. Наша пехота с песнями ходила в атаку, а драгуны вертящимся смерчем сметали все на своем пути. Бой решила наша артиллерия. Пристрелялась так, что на участке боя горело все, что поддавалось огню. Взлетел на воздух склад военных припасов. Паника. Турки бежали. Сармиль пал. После Сармиля последовательно были заняты Миантаг, Таки-Гврей и Серпуль. Верстах в шестнадцати за Сармилем находится Каср-и-Ширин. Это последний персидский город на Багдадской дороге. Одна из важнейших промежуточных баз, оборудованных германо-турками на вновь образованном фронте. Сопротивление, оказанное турками у Каср-и-Ширина, стоило им больших потерь. После боя склады были брошены, а на полях сражений русские захватили четыре орудия, много зарядных ящиков, патронов и караваны вьючных животных, груженных продовольствием.

* * *

С севера и юга Персия сжата морями. Дуют морские ветры и несут влагу на землю. Близость Аравийской пустыни на юге и влажный морской воздух делает знойным. Здесь свободно растет финиковая пальма. Другое дело на севере. У берегов – климат влажный. Оттого Гилян и Мазандаран – в лесах. Здесь флора умеренного пояса. По мере движения от моря над плоскогорьем Ирана воздух, преодолевая высокие нагорья, охлаждается. Освобождается от морских паров в виде осадков, дождя, снега и града. Спускаясь в котловины внутренней Персии, воздух согревается, и его влажность еще уменьшается. Территория внутренней Персии – впадина. В долинах ее вода рек и озер испаряется быстро – образуются солончаки. Самая глубокая впадина Персии на востоке – пустыня Дешт-и-Кевир. Летом в Персии дождей не бывает, кроме северных склонов Эльбруса и прибрежной полосы Каспия. Средняя температура во внутренней Персии в феврале 25° Цельсия, в июле 50°. Температура почвы 70°. В течение суток – резкие колебания – ранним утром 10°, а днем свыше сорока.

* * *

Двадцать пятого апреля отряд князя Белосельского подошел к Ханекену, турецкому городу, уже по ту сторону персидско-турецкой границы. В пяти переходах отсюда находится Багдад.

За Кериндом войска проходили места, где Реомюр[33] в тени показывал шестьдесят пять градусов, и термометры лопались от жары. Воды было мало, а если и была, то часто горько-соленая. При такой жаре в движении развивалась жажда, а пить было нечего. После высокого Кериндского района, когда спустились к Каср-и-Ширину, солнце стало жечь немилосердно; войска шли под раскаленным солнцем и долгими часами пути не видели ни одного тенистого места. Жажда становилась мучительной. В поисках воды приходилось отходить от дороги на десятки верст. Если находили болотистое место, то радости не было пределов. Припав к влажной земле губами, воду сосали вместе с грязью и тиной. Иногда солдат пытался выдавить воду из топкой земли тяжелым каблуком сапога. Не всегда удавалось. Шли вперед. Через час опять мучила жажда. Доведенные до пределов терпения солдаты пили мочу. Ели мало, не особенно хотелось, да и нечего было. По ночам донимали насекомые. Вши, блохи, клопы и тараканы шли с армией. Тараканы были завезены из России и уживались только у русских.