Казаки. Между Гитлером и Сталиным - [38]
Казачьи лидеры и атаманы, видя, что простые казаки больше думают о бытовых проблемах и «несколько распустились», попытались было напомнить им, что они находятся в «ожидании скорого возвращения домой», а следовательно, должны не пить и сквернословить, а готовиться к «налаживанию мирной жизни на Дону, Кубани и Тереке». В этой связи чрезвычайно интересны приказы Кубанского Войскового атамана генерал-майора В.Г. Науменко о вреде «пьянства», «сквернословия» и «болтливости». «В нашей казачьей жизни, — говорилось в приказе от 28 апреля 1943 года, — имеют место 2 явления, наличие которых не только вызывает ряд нехороших последствий, но и роняет достоинство человека. Я имею в виду пьянство и сквернословие /матерщину/… Надлежит более внимательно следить за теми, кто не знает меры в питие, и стараться не допускать склонных к этому до состояния, когда он вследствие опьянения теряет здравый смысл и облик человеческий… Наши, оставшиеся дома и страдавшие под игом большевизма, ждут нас, ждут с нетерпением, ждут нашей помощи, и стыдно нам будет, если мы привезем туда пьяниц, безбожных ругателей и сквернословов. К возвращению нашему домой мы должны готовиться, как к Святому Причастию, и отрешиться от недостойных человека пороков»[156] декабря того же года атаман попытался более наглядно показать всем казакам-кубанцам весь ужас пьянства и особенно казачьего пьянства, описав в своем очередном распоряжении встречу прибывшего с Восточного фронта казака. «Старые казаки-эмигранты, — отмечал в очередном приказе В.Г. Науменко, — обрадовавшиеся встречей с молодым, чествовали его и напоили до беспамятства. Выпить в меру грех небольшой, но спаивать человека до потери им сознания — это со стороны старых казаков в отношении молодого нехорошо. Еще хуже, что, напоив его, эти казаки, несмотря на то что дом одного из них находился в нескольких шагах, не уложили его у себя спать, а дали ему возможность влезть в чужую квартиру и затем своим криком на улице привлечь внимание патруля. А уже то, что эти казаки бросили своего пьяного товарища на улице и сами разбежались, трудно назвать настоящим именем. Так казак делать не должен… Гостеприимство и радость встречи не должны выливаться в такую форму, а уж коли грех случился, то не надо выставлять его на посмешище толпы, когда прохожие указывали пальцем и называли имя казака»[157].
Еще одной страшной бедой всего казачества Кубанский Войсковой атаман считал болтливость, о чем и оповестил казаков-кубанцев в приказе от 10 июля 1943 года:«Болтливость, независимо от того, несет ли она под собою почву или нет, кроме вреда, принести ничего не может… В настоящее ответственное время я призываю всех Кубанцев, от рядового казака до старшего Генерала, быть особенно осторожными в своих разговорах и пресекать лишние разговоры тех, кто любит говорить больше, чем надо»[158].
Лидеры казаков-националистов, с одержимостью сумасшедших продолжавшие верить в скорое возвращение на родину и летом 1943 года даже утвердившие при КНОД отделы Донской, Кубанский, Терский (с подотделом для остальных европейских казаков) и Запорожский[159], которые должны были готовить казаков к отъезду домой, были вынуждены проводить среди своих соратников постоянную воспитательную работу, направленную на повышение порядка и внутренней дисциплины. Так, например, 3 июня 1943 года в распорядке дня казачьего собрания в Августове в числе первых обсуждались следующие вопросы: «повышение внутренней дисциплины и жертвенности на благо Казачества, а также готовность принять участие в активной борьбе против большевизма»[160]. Через три недели на очередном заседании станичников было принято официальное постановление, согласно которому каждый казак должен был: «1. Охранять честь названия казака, оставаться во всех своих помыслах и начинаниях благородным и честным народом. 2. Укреплять свою мысль в духе возрождения казачьего государства, которое должно войти в семью Народов Европы и стать равноправным членом»[161]. Но все эти воспитательные меры помогали мало, и вот уже руководитель КНОД в Болгарии Евсиков с тревогой писал Василию Глазкову: «Иван Павлович Козмин, живущий в Бургасе, исключен из рядов нашего движения по причине, что он находится под судом и следствием за спекуляцию»[162].
Однако, несмотря на все эти малоприятные для казаков-эмигрантов симптомы, налаженная за долгие годы казачья жизнь в эмиграции продолжалась. Казаки служили молебны, организовывали детские новогодние елки и всевозможные праздники и застолья по случаю самых разных событий. Вот один из характерных примеров того, как казаки (в данном случае казаки-националисты в Берлине) отмечали праздник Покрова. «В час дня, — написал 13 октября атаман Берлинской станицы В. Бабич руководителю КНОД В. Глазкову, — было отслужено молебствие в церкви. Присутствовало до 40 человек казаков приблизительно. Торжественно было отслужено молебствие с полным церковным хором. Затем все свободные зашли в немецкий ресторан выпить по стакану пива, скромно по военному времени, и поделиться мыслями между казаками… Доктор П.К. Харламов сделал доклад о положении Казачьего Национального Движения с самого его основания и до последнего дня. В 4 часа стали расходиться по домам, обедать. В ресторане было 23 казака и 4 дамы. В общем, отметили праздники и этим подчеркнули и напомнили о нашем существовании
