Казак Дикун - [65]

послушание казаков, легче было решить и всю проблему их умиротворения. Разумеется, вплоть до репрессий.

Войсковым атаманом Котляревский уже был назначен указом военной коллегии № 26271 от 28.06.1797 года. Тот документ был печатно тиражирован в газетных ведомостях. Но до Екатеринодара еще не дошел. Теперь же требовалось огласить сам указ Павла I, что и сделал Пузырев- ский.

Сбор походников загудел похлеще колоколов Божьего храма:

— Не хотим Котляревского атаманом!

Ссылки Пузыревского на необходимость следовать монаршей воле не оказывали влияния. Он тогда вскйнул- ся с вопросом к толпе:

— Чем же вас не устраивает Котляревский?

Дикун, Шмалько, Собокарь и другие близко стоявшие

к инспектору казаки стали выкрикивать:

— Он будет хуже прежних атаманов. Да еще за наше возмущение начнет мстить.

Словоблуд и лицедей Пузыревский и тут не растерялся:

— Да мы его сейчас к присяге приведем, и он ничего вам плохого не сделает.

Тут же послали за Котляревским, возвратившимся из Усть — Лабы, вызвали войскового писаря Ивана Мигрина и с его помощью на ходу сочинили присяжный лист для атамана и такой же — для самих казаков. В атаманский включалась оговорка, что Котляревский не посмеет мстить казакам за их выступление против начальства.

Он без церемоний подмахнул присягу, положившую окончательно конец демократическим выборам кошевого атамана, некогда освященным традициями Запорожской Сечи. Да и название‑то атамана изменилось: был кошевым, стал войсковым.

При объявлении подписать персонально составленный для казаков присяжный лист вновь поднялась неистовая буря:

— Присягнем только государю, а своему начальству подчиняться не будем.

Нал этим шумом кто‑то возвысил свой молодой звонкий голос:

— Мы нынешних панов и присяжных атаманов переменим другими, из сиромы.

Над площадью, не имевшей ни деревца, ни кустика, нещадно палило августовское солнце. От жары и духоты не спасало перемещение толпы по теневой стороне прицерковного пространства. Пузыревский в своем полковничьем обмундировании взмок от пота, он непрерывно вытирал от него раскрасневшееся лицо. Три часа бился полковник, чтобы уломать казаков к даче присяги. Наконец «кротостью и мягкостью» (лживой!) он достиг цели.

Однако же торжествовать ему было еще рано. Возглас на сходе о замене присяжных атаманов и высших чиновников войска оказался не случайным. Утром 11 августа, после принятия присяги, казаки снова собрались на большой круг. Их теперь стало больше, чем вчера. Разговор получился не менее горячий, чем при Пузыревском и Кот- ляревском.

— Бес с ним, с Котляревским, — решили казаки, — Пусть временно покомандует, раз царь его назначил, а потом мы ему дадим отставку.

Важнее для них был вопрос: кого приставить к атаману из своих сиромах на главные командные должности, дабы давать ему укорот, как развернуть замену на местах куренных атаманов и начальства на кордонах.

— Убрать войскового есаула Мокия Гулика, а его пернач вручить Федору Дикуну, — поступило предложение. — Возражений нет?

— Нет. Даешь Дикуна в есаулы! — шквалом пронеслось по площади.

— Избран единогласно, — объявил один из старых седоусых ветеранов — запорожцев, по желанию войскового круга прикидкой на глаз определявший, куда клонился барометр голосов.

Вместо войскового пушкаря прапорщика Голеновско- го, которому сиромахи изрядно наддали неделю назад, сход единодушно избрал Осипа Шмалько, а на должность смотрителя Екатеринодарского менового двора вместо прапорщика Шепелева — Никиту Собокаря. В присяжные атаманы казачий круг избрал по Ирклиевскому куреню Илью Любарского, по Тимашевскому — Гаврилу Шугайло.

Куда подул очистительный сквозняк на многолюдной сходке казаков — угодники Котляревского тут же представили ему донос:

— Голота намерена сместить в войске всю старшину, на все должности поставить бездомных сиромах и забродчиков.

Котляревского охватил страх. Он немедленно подался к своему спасителю Пузыревскому:

— Петр Александрович, выручайте. Неблагомыслие казаков усугубляется.

Легкий на подъем и изощренный в интригах полковник опять вошел в круг бунтующих походников. С простецким видом, валяя ваньку — дурачка, с улыбочками поинтересовался:

— Чего еще хотите?

— А все того же, что было в прошении, — за всех ответил Федор Дикун. — И может быть, немного больше.

Пузыревский глубокомысленно наморщил лоб, потом после краткой паузы с деланной непосредственностью полез в души казакам:

— Вот что, боевые орлы. Пишите прошение на имя императора со всеми вашими обидами и просьбами. Избирайте 14 делегатов из самых храбрых и достойных своих товарищей, они поедут в Санкт — Петербург и лично обо всем доложат монарху, а я помогу вам своими хлопотами.

Полковник попросил лист бумаги, чернильницу, пару гусиных перьев и не поленился от имени казаков составить донесение царю. Потом отдал бумагу Дикуну. Тот вручил ее Ивану Мигрину и предложил:

— Погромче прочтите вслух для всего круга.

Писарь не спеша, старательно произносил угодные

казакам фразы, которых и не содержалось в донесении. Гнусный фарс и вероломство были заранее предусмотрены сценарием Пузыревского, Котляревского, Мигрина, теперь они лишь разыгрывали его перед простодушными, в большинстве своем неграмотными казаками, «хитростно» переглядываясь друг с другом.