Казак Дикун - [55]
— Какое знамя, — резко выговорил он. — И чего оно стоит. Нас…ть я хотел на него.
Казаки, и Федор в их числе, шедшие рядом, от замешательства и изумления не могли произнести ни единого слова. Услышать такое, да еще от кого — от примерного служаки Кравца? Ни в жизнь не поверишь. А все‑таки >(
они нисколько не ослышались, что он сказал, то сказал.
«Поношение» знамени есаулом Кравцом быстро стало достоянием всего личного состава части. Но ее командир Чернышев во имя престижа старшинской и казачьей чести постарался замять неприятное дело, он лишь наедине отчитал Кравца за длинный язык и неблагомыслие.
— Заруби себе на носу, Кравец, — возмущенно прописывал ему ижицу полковник. — Будет просто чудом и счастьем для тебя и всех нас, если этот случай не прикует внимание войскового начальства. Иначе тебя и нас затаскают по дознаниям.
Дальнейшие события подтвердили мрачный прогноз. А пока колонна продолжала свой нелегкий путь, делая в день по 20–25 верст. Лето вздымалось к своей вершине, зной был нестерпимый. Оттого усталость свинцовой тяжестью ложилась на плечи людей. Среди них все чаще раздавались восклицания, едва выдавленные от жары и жажды охрипшими голосами:
— Хоть бы быстрее дотопать домой.
От Темнолесской опять круто взяли на север — к Надежде, хотя можно было пойти и попрямее, сразу в направлении Прочного Окопа. Но Надежда была уже апробирована прошлогодним маршрутом, от нее обратно возвращаться представлялось легче и удобнее. На всем протяжении пути черноморцы с откровенной завистью наблюдали, как в полях целыми семьями трудятся терские казаки и ставропольские крестьяне, время сенокоса и летнего выпаса скота напоминало им, чем, собственно, и они, сильные молодые люди, призваны самим господом — богом заниматься в горячую страдную пору, которая кормит человека круглый год.
На привале возле Темижбекской, еще далеко не последнего селения Кавказского наместничества, Федор Дикун и его друзья обосновались на крутом береговом откосе Кубани, поросшем густыми зарослями донника, пырея и других трав. В них гудели шмели, брали цветочный взяток пчелы; будто всплески разных оттенков, порхали бабочки.
Эта близость к природе столь размягчила обычно сдержанного Федора, что он как‑то по — иному, лирически что ли, раскрылся перед хлопцами. Он лег в душистое разнотравье, руки закинул за голову и устремил взор в бездонное небо. Юношеские думки доверял без утайки:
— Вернемся в Екатеринодар, войсковая канцелярия должна выдать нам хорошую плату. Девушка у меня есть на примете. Женюсь на ней. Надел в Васюринской возьму, хату построю. И заживу, как подобает казаку.
— А на казачат у тебя разве нет задумки? — со смешливой подковырочкой задал вопрос Никифор Чечик.
— Будут и казачата.
— Куда крестить их понесешь?
— Так в Васюринской уже церковь Успения пресвятой богородицы построена. Священник Федор Романовский окрестит.
Шмалько подтолкнул Федора в бок:
— Ну а еще чего бы ты себе пожелал?
Дикун озадаченно умолк, потом ответил:
— Купить попугая и научить его разговорам. Примерно такого, какого я видел на базаре в Астрахани.
— Это еще зачем? — удивился Осип.
Разоткровенничавшийся васюринец объяснил ему и
другим собеседникам, что в жизни встречается много плохих людей и не всегда приятно им говорить, чего они стоят. А тут, мол, в нужный момент попугай выдаст по его желанию любую аттестацию кому угодно. Допустим, в Васюринской избрали куренным атаманом настоящего бездаря Тарановского.
— И вот я с попугаем иду на раду, — фантазировал Федор. — Притуляюсь поближе к толпе и даю сигнал птице, а она по — выученному громко заладит на всю громаду: «Атаман — дурак», «Атаман — дурак». Здорово?
— Еще как, — согласился Шмалько. — Только ты забыл, что у куренного атамана есть кутузка, куда он тебя тут же и упрячет.
— Точно, — разочарованно произнес Дикун. — Попугай на роль обличителя не годится.
При возвращении черноморцев почти не поддерживалась связь с Екатеринодаром. Не то что при Головатом: тот, удаляясь от города в прошлом году, слал с пути курьеров в войсковое правительство, а оно гнало к нему своих гонцов. Обе стороны находились в курсе событий. Ныне же потрепанное невзгодами и ополовиненное воинство полковника Чернышева летучую почту позволить себе не могло и воспользоваться государственной — тоже. Вследствие этого чем ближе оно подходило к родным пенатам, тем меньше имело представления, какие там события происходят.
А событий набиралось немало. С весны, например, по заданию правительства с иском в руках сидел в Анапе полковой есаул Григорий Лозинский. Он перечислял Ос- ман — паше десятки случаев нарушения границы бывшими турецкими подвассальными племенами, воровства скота,
убийств и увечья людей, от чего общий убыток достиг 16210 рублей 30 копеек.
— Вах, вах, как нехорошо, — с наигранным сочувствием говорил паша посланцу казаков, пододвигая к нему тарелку с восточными сладостями. — Будем помогать отысканию пропаж.
Отыскание длилось долго, с драматическими перипетиями. И лишь недавно, в дни марша черноморцев к Ставрополю, ходатаям от войска в Анапе удалось‑таки кое‑что по мелочам выручить из тайников грабителей. Особенно умиляло сообщение Лозинского о том, что с помощью паши возвращено медной монетой 1 рубль 25 копеек. Просто прелесть, какая честность! Впрочем, все‑таки было отдано назад и кое‑что посущественнее. Скажем, от абазинцев была принята украденная ими невеста офицера Вятского полка Марина Иванова.
В настоящий сборник включена лишь незначительная часть очерковых и стихотворных публикаций автора за многие годы его штатной работы в журналистике, нештатного сотрудничества с фронтовой прессой в период Великой Отечественной войны и с редакциями газет и журналов в послевоенное время. В их основе — реальные события, люди, факты. На их полное представление понадобилось бы несколько томов.
В авторской документально-очерковой хронике в захватывающем изложении представлены бурные потрясения на Кубани в ходе гражданской войны 1918–1920 гг. через судьбы людей, реально живших в названную эпоху.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.