Казак Дикун - [27]

— Господи, благослови, — неоднократно повторял войсковой архиерей, с отрешенным выражением лица исполнявший торжественную акцию освящения храма. За ним следовало несколько дьяков и служек, у них в такт шагам покачивались кадила, испуская тонкий запах дымящихся благовоний.

При завершении церемонии кругового обхода церкви с южной стороны строящейся крепости, от самого прику- банского набережья, громоподобно раздались пушечные выстрелы, вслед за ними слитно и врозь захлопала ружейная пальба.

— Вот это салют, у всех в памяти останется, — послышалось восклицание в толпе.

Через несколько минут Дикун, Дубовской и другие васюринцы вместе со многими прихожанами плотно стояли в общей людской массе посреди храма, с трепетом слушая молебны церковного хора, воздававшего хвалу и славу Господу Богу и пресвятой деве Марии.

По окончании торжества, перед отъездом в Васюрин- скую, Дубовской, напомнив Федору о Кодашах, сказал:

— Не забывай бывших головкивских соседей. Всегда рады тебя встретить.

Из этого Дикун понял, сколь заботливы остаются к нему Кодаши — сам Кондрат, Ксения Степановна, их дочь Надия, что небезразличен он этой семье.

Дикун охотно помогал землякам в устройстве жилья. Сам‑то обитал в куренной казарме, его, одиночку, данная забота не колыхала. Семейным же поселенцам давалась нелегко подготовка ко второй зимней поре. И то один, то другой васюринец просил его подмоги. Тот же куренной атаман Яким Кравченко смастерил тут землянку с его помощью.

— Молодец, — похвалил Федора бодрый старикан.

Тем и закончилось его поощрение работника. Кроме

Кравченко за Карасунский Кут зацепилось еще десятка два васюринцев, пожелавших возвести здесь либо хату «на вереи», либо удовольствоваться хотя бы землянкой. Кое- кто из них тоже воспользовался услугами Федора, правда, уже с некоторым вознаграждением — то малой денежной суммой, то продуктами, то одеждой.

Дело шло к ноябрю, и карасунский Екатеринодар форсировал зачистку предзимних работ. Дикун совместно с хозяином, васюринским портным Михайло Бойко заканчивал подгонку двери в землянке, торчавшей посреди кустистых стеблей бурьяна в уличном порядке с таким же жильем Тимофея Шарапа, Харитона Шевченко, Грицко Онищенко и других васюринцев, в основном хлеборобов, за исключением Данилы Осыкина, который, как и Михайло Бойко, занимался шевством.

В те дни по распоряжению войскового правительства производился учет всего жилого фонда города — младенца, получившего статут и наименование ровно год назад — 24 ноября 1793 года, в день тезоименитства Екатерины II. Как- никак, а интересовал вопрос, сколько жителей осело в городе, кто они по роду своего занятия, на что можно рассчитывать в смысле сбора с них налогов.

Еще до обеда к Бойко пожаловал со своим писарем городничий Данило Волкорез, который выборочно осматривал жилые строения первых екатеринодарцев и заносил о них сведения в реестровую ведомость. Он был сухощав, выше среднего роста, одет по казачьей моде, с отки

нутым за плечи красным башлыком, в мерлушковой папахе. Городничий подолгу ни у кого не задерживался, лимитировало время.

Волкорез спросил у Бойко:

— Сам‑то чем занимаешься?

— Обшиваю казаков.

— А это кто у тебя тут в помощниках?

— То молодик, не по шевству, а по плотницкому делу. Временно нанятый.

Относительно нанятости Михайло слегка слукавил. Никакой обязательной договоренности у него с Федором не имелось. Чтобы тот не работал «за так», — обещал ему при необходимости покроить — сшить что‑нибудь из одежды. Только и всего. Это вполне устроило Дикуна, он вообще не заикался о какой‑либо оплате. Земляки ведь.

Вскоре екатеринодарцы узнали, что результатом такого личного знакомства Волкореза с демографическим и жилищным положением в городе, материалами переписчиков стала подробная ведомость «О живущих в городе Екатеринодаре старшинах и казаках с означением кто какой художник и имеет ли свой дом или нет», учиненная 11 ноября 1794 года.

В нее не попали казаки, такие, как Дикун, находившиеся на жительстве в куренных казармах. Все же остальные первые горожане — владельцы собственных углов — перечислялись дотошно. За полтора года их прибытия на берега Кубани и Карасунов выросло девять домов «на вер- си» — от атаманского, чепеговского; судейского, голова- товского, полковничьих: Кузьмы Белого и Ивана Чернышева до волкорезовского. Дальше перечислялись хаты «на вереи», за ними — землянки вразброс: у кого что. Скажем, тот же васюринский атаман Яким Кравченко владел землянкой, а его подчиненный казак — хлебороб Игнат Чернявский хату «на вереи». Казак того же куреня Роман Курепка совсем ничем не располагал, он снимал у кого‑то угол, занимался каким‑то промыслом.

По той ведомости кроме девяти домов зафиксировано 75 хат, 153 землянки. Выходило так, что на 237 единиц жилья числилось 279 хозяев, а у 42 семей его не имелось. В общей сложности набиралось до 2 гыс. поселенцев. И по профессиям диапазон был разнообразен. Штаб — офицеров числилось пять, обер — офицеров — тридцать семь, старшин — восемнадцать, делающих шевство — двадцать семь,

плотничество — одиннадцать, торгующих хлебом — тридцать шесть, хлебопашцев — семьдесят один. Было пять ткачей, семь ковалей, два гончара, два иконописца, два музыканта и несколько представителей других профессий.