Казак Дикун - [18]

Жаркое солнце быстро просушивало землю и выпадавшие осадки мало влияли на развернувшиеся хозяйственные и оборонные работы. Повсеместно по всей заселенной кордонной линии в срочном порядке требовалось строить дома, хаты, казармы, дороги, рыбзаводы, почтовые станции, провиантские магазины, церкви, меновые дворы, пикеты и посты, батарейные позиции и иные сооружения. И, конечно, на стройки в первую очередь бросались молодые силы, бессемейные одинокие сиромахи. Буквально через два — три дня после прибытия в Карасунский Кут Дикун и Чечик были выведены из‑под опеки обозного старшины и назначены в строительную команду.

— Соберем все товариство и объявим на сходе, кому и какие будут разверстаны задания, — предупредили их в войсковой канцелярии.

По зову войскового правительства товариство заполнило всю крепостную площадь, не успевшую еще даже потерять свой травяной покров. Каждому хотелось поскорее определиться со своей ролью в войсковых делах. Ва- сюринский курень выставил людей больше, чем другие курени. Ему и миссия отводилась самая важная — в ближайшем будущем он должен был стать центром Екатери- нодарского округа.

На этой раде Федор Дикун стоял в группе своих земляков, в которой находились Никифор Чечик, Андрей Штепа, Иван Ковбаса, Степан Кравец, Иван Капуста, Кузьма Черный, Кондрат Кодаш, Семен Дубовской, Федор Бабенко, Каленик Заяренко, Мартын Антоненко и еще много других казаков, с кем ему позднее довелось до самого верха хлебнуть лиха.

Взоры собравшихся устремились в центр схода, где в окружении старшины, выжидательно осматриваясь по сторонам, прохаживался атаман Чепега. Низкого роста, почти квадратный, с багровым обветренным лицом, он был обут в желтые сафьяновые сапоги, на которые колоколами свисали необъятные по ширине голубые шаровары. Его мощный торс облегала красная свитка, подпоясанная шелковым кушаком, за которым впереди и с боков покоились увесистый пистоль и кинжал иноземной работы.

Литаврщики ударили по своим медным инструментам, призывая казаков к вниманию. Чепега вышел на самый круг и поднял вверх булаву, сверкавшую на солнце ребристыми гранями и колючими металлическими шипами. Атаман начал свою речь:

— Любезное товариство! Люди старые, среднего возраста да молодики! До сего времени нам не удавалось собрать свой круг и покидать лясы по насущным делам. Мы еще не отаборились как надо, на Тамань и Кубань продолжают идти и ехать казаки из Новороссии и других мест Заднестровья и Забужья. Почти все они — нам братья и други по Запорожской Сечи или их наследники. И мы их

’ принимаем в свою единокровную семью и всем им пора поселяться на новом месте жительства.

Чепега вытер бисеринки пота со лба, продолжил:

— За эти месяцы я объехал сотни верст по всей границе наших новых палестин. И скажу вам: не журитесь, казаки. Жить тут можно, степу много, рыба и зверь водятся. И в дому, и в хлеву всякий может себе создать достаток.

Слегка понизив голос, с задумчивой медлительностью добавил:

— Однако же и опасных беспокойств нам выпало немало. Сторожить границу, отбивать нападения всяких недругов. Санкт — Петербург поставил нам в Усть — Лабинской крепости, в Копыле, на Тамани несколько пехотных батальонов. Но тех регулярных войск не хватает. Главная тяжесть ложится на казаков — черноморцев. И это должен каждый понимать.

Кошевой призывал хранить старые сечевые традиции, во всем соблюдать дисциплину и порядок, верно выполнять долг перед русской империей, которая взошла на мировом небосклоне как звезда первой величины. И скорее обустраиваться на новом месте, обзаводиться хозяйством.

После выступления Чепеги войсковой есаул Мокий Гулик объявил ордер о неотложных объектах строительства и мобилизации туда строительных команд. И тот, и другой перечни перечислялись несколько минут.

— Во, брат, сколько нам всего понаписано, — лукаво подмигнул Федору неунывающий Никифор Чечик. — Есть где отличиться.

— Слушай и поменьше восторгайся, — осадил Дикун однокашника. — Сейчас начнут выкликать, кого куда пошлют.

И верно. Гулик приступил к зачтению приложения к ордеру — пофамильного списка казаков, их распределения на работы.

— Васюринцы, — с хрипотцой в голосе объявил он, — останутся в Карасунском Куте строить войсковую крепость, свой куренной дом, Свято — Троицкую церковь, войсковой кирпичный завод и плотинную мельницу на Карасуне.

Гулик помолчал, затем громко спросил:

— Понятно, васюринцы?

Из их рядов послышалось утвердительное:

— Понятно.

В ненастные часы друзья коротали время в своем шалаше, а как только разведривалось и земля просыхала, направлялись в крепость, куда их теперь определили для постоянной работы. Там таких, как они, уже поджидали старшины — артельщики, разводившие свои команды по разным участкам, чтобы тут же приступить к делу. Землю приходилось копать, загружать в подводы и отвозить на гребни валов, утрамбовывать, а где высота становилась достаточной — устанавливать сплошной частокол из толстых заостренных кольев. Понизу, где вился трехсаженный ров, его внутренний периметр ограждался рогатками, по дну должна была течь вода, подведенная из Карасуна. Угловые и срединные отрезки крепости отводились под полевую артиллерию. Для установки пушек расчищались, наращивались прочным грунтом боевые площадки с секторами обстрелов. Затем сюда надлежало завезти и установить чугунные и медные орудия разного калибра.