Казачий край - [59]

  До военного совета оставалось совсем немного времени, я хожу и размышляю о всем происходящем вокруг и, неожиданно для себя, на окраине поселка услыхал старую казацкую песню, которую в несколько голосов тянули три или четыре человека:

  "Зажурылысь чорноморци, что нигдэ прожиты,

  Найихала московщина, выганяе с хаты.

  Ой, годи вам чорноморци, худобу плодыты,

  Ой, час пора вам, чорноморци, йты на Кубань житы.

  Идуть нашы чорноморци, та, й нэ оглядаються,

  Оглянуться в ридный край - слизьмы умываются".

  Печальную песню останавливает грубый окрик:

  - Прекратить!

  Заинтересовался я, что же это такое происходит. Обхожу аккуратный немецкий домик и в вечерних сумерках вижу следующую картину. Возле стены стоят шестеро пожилых дядьков, вида самого казацкого, а напротив них десять молоденьких солдат и офицер-доброволец в шинели без погон.

  - Что здесь происходит? - строго спрашиваю я.

  Офицер оборачивается, кидает взгляд на мою серую походную черкеску, без знаков различия, и неохотно отвечает:

  - Дозор поймал вооруженных казаков, которые от Екатеринодара шли. Наверное, красные разведку выслали или посыльных за помощью отправили. Генерал Деникин приказал их расстрелять.

  Оборачиваюсь к казакам и спрашиваю теперь уже у них:

  - Это правда?

  - Та ну, - отвечает один из них, седоусый казачина в порванном бешмете. - Мабилизованные мы, из Тенгинской станицы. С красными не схотели оставаться, и домой пошли, а тут нас патруль остановил. Мы сдались без боя, а нас расстреливать. Как же так, гаспадин ахвицер?

  - Отставить расстрел! - командую я добровольцам.

  - У меня приказ, - отвечает офицер, - и пока нет его отмены, я продолжу его исполнение. Кроме того, я не знаю, кто вы.

  - Я войсковой старшина Черноморец, который привел отряды казаков вам на помощь и в моих отрядах, полтысячи земляков этих людей, - кивок на стоящих у стены дядьков. - Вы, хотите, чтобы завтра они повернули своих коней и ударили на вас?

  - Господа офицеры, в чем дело? - из-за угла появляется генерал-майор Романовский.

  Объясняю ему ситуацию, он хмурится и дает распоряжение приостановить расстрел. Вместе мы покидаем место несостоявшейся казни, и идем в штаб. Снова маленькая комната, здесь собрались Корнилов, Алексеев, Деникин, Марков и донской генерал Африкан Богаевский. Романовский присаживается за стол, а я, один, стою в центре комнаты, и все высокопоставленные чины Добровольческой армии смотрят на меня с некоторой неприязнью. Был бы я духом послабей, то упал бы перед ними на колени и попросил их простить меня за нежелание подчиниться Корнилову, а с другой стороны, если бы духом был слаб, то и люди за мной не пошли и не смог бы я к Екатеринодару пробиться. В общем, я чуть усмехнулся и, никого не спрашивая, молча взял от стены стул, подвинул его к столу и присел. Наглость - второе счастье, и сейчас, я нужен генералам, а не они мне, так что может войсковой старшина позволить себе покуражиться, пока момент хороший.

  Генералитет поскрипел зубами, смолчал, и появились еще три участника военного совета, не знаю, заранее ожидаемые или приглашенные специально из-за меня. Первый, председатель кубанского правительства Лука Лукич Быч, типичный чиновник Российской империи выдвинутый наверх смутным временем революции, немного демократ, немного самостийник, а в целом середняк. Второй, войсковой атаман Кубанского казачьего Войска полковник Александр Петрович Филимонов. Отличнейший тыловик и администратор, хозяйственник, который мог за сутки сформировать и укомплектовать всем необходимым строевой конный полк кубанцев и отправить его на фронт. К сожалению, без всякого боевого опыта, великолепный тыловик, но и только. Третий, несколько сутуловатый и низкорослый генерал-майор в черной черкеске, по виду, более напоминающий кавказского горца, чем казака. Этого человека я ранее никогда не видел, но догадался, что это Виктор Покровский, знаменитый летчик Великой войны, всего за два месяца из штабс-капитанов выскочивший в генерал-майоры.

  Кубанцы входят, рассаживаются, и начинается военный совет. Корнилов встает и очень мрачно обрисовывает положение Добровольческой армии и находящегося у него в подчинении отряда Покровского. Боеприпасов нет, снаряжения нет, раненых очень много, а от моря на помощь к Екатеринодару спешат вызванные Автономовым части Красной Гвардии, отряды матросов и интернационалистов. На то, чтобы освободить столицу Кубани от большевиков есть еще два-три дня, а иначе гибель. План Корнилова прост: мои отряды наносят удар со стороны станции Пашковская, Эрдели и Покровский наступают с севера, генерал Казанович с запада, полковник Неженцев с корниловцами пробивается к Черноморскому вокзалу, а все остальные части добровольцев идут как их резерв. Закончил свое выступление командующий Добровольческой армией такими словами:

  - Господа, я считаю, что отход от Екатеринодара будет медленной агонией армии, так лучше с честью умереть, чем влачить жалкое существование затравленных зверей. Нам остается только уповать на Бога и силу духа русского воина. Победа или смерть, а иных путей для нас нет.