Казачий край - [40]

  Забахали гранаты, забились в истерике пулеметы, защелкали винтовки, и даже, несколько раз выстрелило орудие. Проходит час, а из станицы никто не бежит, зато по дороге, на подкрепление к красным спешит пехотная колонна сотен в пять человек и с нею три артиллерийских орудия. Понятно, что атака наших войск захлебнулась, и сломать матросов с латышами не получается. Конным в станицу лезть нельзя, а вот разбить вражеское подкрепление мы сможем. Моих советов не надо, Власов командир опытный и он командует:

  - Отряд сади-сь! - вспрыгиваем в седла и следующая команда: - Наметом за мно-ой!

  Ударили по земле кованые копыта, заскрежетали вынимаемые из ножен боевые клинки, мы выскакиваем из балки и мчимся к дороге. Впереди Власов, за ним все остальные и страшна казачья лава, неожиданно появляющаяся перед противником неким смешением людей, коней и оголенных клинков. Мало чем от нее можно защититься, только если крепким каре или пулеметами, но на все это необходимо время, а вот его-то, мы противнику и не даем.

  Мы врубаемся в походные порядки вражеской колонны, и свистят молодецки шашки, и кромсают они головы людей, пришедших за нашими жизнями. Раз! Тяжелый клинок рубит лицо молодого паренька в плотном коричневом тулупе. Два! Высокорослый голубоглазый блондин в светло-зеленом полушубке, новенькой серой папахе и кожаных сапогах, не иначе, как латыш, ставит винтовкой блок, уберегает свою голову от моего удара, но позади него молодой казачок, на лету подсекает его шею, и он все же падает наземь. Три! Еще один красногад, видимо, командир, только у него кожаная тужурка на меху, плотненький дяденька, взобрался на зарядный ящик и целится из пистолета во Власова, который как медведь, рычит и рубит вражеских пехотинцев в капусту. Толкаю своего коня вперед, и он, ударившись грудью в повозку, сильно покачнул ее. Вражеский командир шатается и пытается удержать равновесие, но я подаюсь телом вперед и острие шашки, чертит на вражеском горле кровавую борозду.

  Кажется, что бой длится всего миг, а на самом деле, на уничтожение и распыление вражеской колонны у нас уходит около десяти минут. Мы торопливо собирает трофеи, забираем орудия и, по дуге обходя Грушевскую, из которой отступают наши войска, направляемся в сторону Новочеркасска.

Глава 11 Новочеркасск. Февраль. 1918 года.

  После боя за Грушевскую, происходил разбор операции, и выяснилось, почему она не сложилась и пошла совсем не так, как планировалась изначально. Виной тому оказались чернецовцы, которые после отступления из-под Каменской, два раза сталкивались с матросами Мокроусова и оба раза им неплохо наваляли. Первый раз на станции Зверево, когда захватили и расстреляли их разведку, в том числе и одну женщину. Второй раз на станции Каменоломня, когда налетели на нее ночным набегом и, не смотря на бронепоезд, имевшийся у матросов, смогли нанести им существенные потери и безнаказанно отойти. Как следствие, после всего этого, бойцы 1-го Черноморского революционного отряда заинтересовались, кто же такие партизаны Чернецова и объявили им свою, отдельную войну.

  И вот, когда перед рассветом наши войска атаковали Грушевскую, и погнали стоявших на окраине матросов, мальчишки, как это часто бывает, из бравады, затянули "Журавля", а кто поет такие песни, мокроусовцы знали уже очень хорошо. Над темной бушлатной массой бегущих людей в тельниках и бескозырках, пронеслось: "Полундра, братва! Все назад!" Паника в рядах врага исчезла, матросики развернулись, и завязался серьезный бой, который дал время подтянуться латышам. Врагов было больше, а потому, заняв только две крайних улицы, командующий западным участком полковник Биркин принял решение отступить.

  Так закончилась боевая операция в Грушевской, которая не прошла, как намечено, но которая все равно оправдала себя, поскольку при бое была уничтожена почти вся вражеская артиллерия, а два орудия, неугомонные чернецовцы, с помощью офицеров сводной группы, притянули в город. Опять же конный отряд Власова одержал славную победу и захватил неплохие трофеи.

  В общем, ночь прошла хорошо и вполне удачно, отряды Сиверса потеряли большую часть тяжелых огневых средств, понесли серьезные потери, и наступление на город притормозили. Точно так же поступил и Петров, который не мог положиться на стойкость своих солдатиков. Про бригаду, как она теперь называлась у красных, Голубова, и говорить не стоит, та же самая ситуация, что и в два предыдущих дня, и от него, к нам перебежало еще пять казаков. Единственный, кто попытался попробовать оборону на зуб, был товарищ Саблин и его бронепоезд, который, из-за поврежденного железнодорожного полотна не мог подойти к Персиановке вплотную, но мог навесным огнем обстреливать окраины поселка.

  Вечером, сидя в опустевшем штабе, я смазывал новенький трофейный "наган", который добыл с тела вражеского командира, вспоминал прошедший день, и в это время, в помещение вошел Чернецов, который ходил на допрос пленных красноармейцев и разговаривал с перебежчиками из голубовцев. Он скинул на один из столов свой полушубок, сел в кресло напротив меня, устало откинулся на спинку кресла и сказал: