Казачий дух - [4]

— Казаки, засмолите кто-нибудь факел и принесите его сюда, — крикнул Панкрат на улицу.

Через мгновение комната осветилась неровным пламенем от пучка подожженной сухой травы, кто-то из служивых сунул в огонь палку, которой хозяева подпирали дверь. Дарган осмотрелся, заметил женщину, лежащую на тряпье в углу, она заслонилась от непрошеных гостей седыми космами волос, выбившимися из-под платка.

— Где хозяева? — сунулся к старухе один из казаков. — Говори, иначе хату запалю.

Чеченка лишь презрительно поджала губы, она плохо понимала по русски. И хотя голос обратившегося к ней не обещал ничего хорошего, она без угроз знала, что дни ее уже сочтены.

— Ты спроси эту бабку по татарски, вряд ли она сейчас что-нибудь соображает, — подсказал станичнику Панкрат. — Да и странно видеть эту ведьму одну в целом доме.

— Сначала надо узнать, чья это хата, — вмешался в их диалог Дарган. — Скажи старухе прямо, зачем мы пришли, а тогда решим, что делать дальше.

Когда толмач повторил вопрос по чеченски, похожая на ведьму хозяйка дома собрала глубокие морщины на почти черном лице в оскорбительную ухмылку. Она приподнялась со своего ложа и уперлась слепым взором в собеседника:

— Эта сакля принадлежит Бадаевым, но вы, казаки, зря сюда пришли.

— Почему? — наклонился над ней толмач.

— Потому что хозяева покинули ее и как один вступили в отряды нашего имама Шамиля.

— Даже ваши женщины? — не поверил казак.

— Даже сестры убитого вами моего внука, джигита Атаги, даже наши снохи с невестками, не считая мужчин из нашего рода, — с ненавистью к незваным гостям, повторила старая чеченка. — Мать своего сына, погибшего от ваших рук, повела их сама, чтобы исполнить обет кровной мести.

— Получается, что все ваши родственники ушли на войну с неверными, — ухмыльнулся толмач. — А в другой семье тоже так-же? В той, в которой убили двоюродного брата Атаги.

— Их дом тоже пустой, — подтвердила старуха. — Мы все прокляли казачий род Даргановых. Навечно.

Дарган, молча стоявший посреди комнаты, подошел к постели старухи и негромко сказал по ночхойски, стараясь унять клокотавшее внутри бешенство:

— Твои внуки, старая женщина, хотели лишить жизни моих сыновей, за что поплатились сами, — атаман огляделся вокруг, он знал, что старуха никогда не оставалась один на один с одиночеством, ее навещали дальние родственники, приносившие вести. Об этом говорила накрытая тряпицей еда на коврике возле постели. — Скажи нам, родные джигита Мусы Дарганова тоже ушли из аула?

— Ты Дарган Дарганов, атаман станицы Стодеревской? — хозяйка сакли уперлась в пространство глазами с белыми бляшками на зрачках.

— Он самый, — не стал отпираться полковник.

Старуха пожевала стянутым морщинами ртом, затем оперлась локтем о заменявший подушку тугой валик. Закрытую седыми космами голову, она задрала еще выше. Ноздри ее хищного носа раздулись, ведьма стала похожей на хищного идола с оловянными глазами, которых предлагали станичникам заморские торговцы.

— И там ты никого не найдешь, даже женщин, — испускающий дух идол ткнул скрюченным пальцем перед собой. — Уходите отсюда, вас никто сюда не звал.

— А кто звал в нашу станицу твоих соплеменников, бабка, которые выкрали мою сестру и моего младшего сына? — не выдержал Панкрат, тискавший за спиной отца рукоятку кинжала. Он понимал, что разговаривать с выжившим из ума человеком все равно, что доказывать что-то засохшей раине. Но бешенство, не отпускавшее его с того момента, как он пустился в погоню за абреками, искало выход. — Где нам теперь их искать?

Слепые глаза у ведьмы превратились в бляхи, тускло отсвечивающие оловом в пламени факелов. Вряд ли в этот момент старуха что-либо соображала, но ее истощенное временем тело тоже раздирали чувства мести:

— Все мужчины нашего аула как один встали на защиту своих жилищ от неверных гяуров, — с хрипом прокаркала она. — Будь ты проклят, Дарган Дарганов! И будь проклят весь твой род…

Больше в этом доме делать было нечего, станичники потянулись к выходу. Казак, державший охваченный пламенем пучок сухой травы, бросил его на глиняный пол, но Дарган, проходивший мимо, наступил на него подошвой ноговицы. Он понимал, что таким поступком станичники ничего не докажут женщине, надломленной на склоне своих лет горечью утраты любимого внука. Вообще ничего не докажут, никому. Еще он подумал о том, что старуха сказала правду, весь правый берег Терека, а вместе с ним Большой и Малый Кавказ, вняли проповедям Шамиля, третьего имама Чечни и Дагестана. Народы, населяющие этот горный край, как один поднялись на газават против неверных. В свете огромной луны, показавшейся на небосклоне, низкие сакли по бокам пустынной улицы холодно сверкнули темными окнами, от них несло угрозой иноверцам, посмевшим вторгнуться в пределы чужой жизни. Точно так-же потянуло опасностью от собиравшихся на краю площади жителей аула, в руках которых поблескивало оружие. Полковник с силой сжал рукоятку нагайки, он понимал, что ни один из этих людей не выдаст соплеменников, выкравших его дочь с внуком. Надежда была только на то, что чеченцы запросят за обоих выкуп, или предложат обменять их на попавших в беду своих бандитов. Других случаев увидеться вновь со своими детьми просто не существовало, разве что дряхлыми стариками они сами приползут домой, никому уже не нужные. Если останутся живыми в том аду, в который попадут. Атаман зыркнул глазами на вскочивших на лошадей Захарку с Петрашкой, задавив в себе приступ гнева на непокорных горцев и заодно на ученых сыновей, увязавшихся за ним, взобрался в седло сам. Он знал, что пока не найдутся Марьюшка с Павлушкой, оба сына, а так-же приставший к ним зять Буалок, не стронутся с подворья в свои столицы. Они посчитают себя обязанными выполнить до конца свой долг перед сестрой и племянником. Но у Даргана от этого их благородства лишь еще сильнее стала болеть левая сторона груди.