Казачий Дон: Пять веков воинской славы - [34]
В донских говорах прослеживаются типологические черты южнорусского наречия и упомянутых диалектов. Они же являются общими для донских говоров:
– неразличение в первом предударном слоге гласных среднего подъема; различение «ц» и «ч»;
– переход большого числа имен существительных среднего рода в женский (мяса, солнушка);
– мягкое окончание в глаголах третьего лица: сидить, сидять;
– «г» произносимое длительно, как латинское «h» (Миртов).
Различия между донскими говорами отмечены в фонетике, меньше проявляются в морфологии и практически отсутствуют в синтаксисе. Большинство черт донских говоров присутствует и в других, однако проявляется в иных условиях: некоторые позиционные мены (гласных между мягкими согласными) определены на уровне лексики, а первичных говорах на уровне фонетики.
Авторы предисловия к «Словарю русских донских говоров» отмечают, что некоторые говоры Нижнего и Среднего Дона «сформировавшиеся в более ранний период (XVI–XVIII вв.) на основе русских и украинских говоров, являясь южнорусскими по своей основе, не соотносятся ни с одной из групп первичных говоров русского языка и представляют собой новообразования».
А.В. Миртовым отмечено своеобразие форм родительного падежа – у мене, у сестре, у маме, у куме, которые он трактовал как архаизмы. К этому же типу относятся формы уехамши, сказамши, выпимши, а также лексемы гламный, сламный, дамно и т. п.
В течение длительного времени одним из главных вопросов советской диалектологии было установление и уточнение границ украинских влияний в говорах Дона. Одновременно с этим очевидное воздействие тюркских, некоторых кавказских языков и арабского практически осталось без внимания, не изучается, а лишь констатируется.
Наиболее своеобразная часть говоров – лексика донских казаков – не изучалась в том аспекте, в котором изучается традиционная культура казаков – по линии оппозиции мужской/женский. Между тем составление словника к словарю мужской субкультуры показало большое значение лексики тюркского, арабского происхождения. Известно, что мужчины под влиянием образования и службы в армии значительно быстрее утрачивали фонетическую характерность говора, тяготея к литературной норме. Однако лексика мужской субкультуры, хотя и постоянно обновлявшаяся, сохранила обширный пласт лексических единиц, который нуждается в специальном анализе и осмыслении.
Исследователями в последние годы отмечен рост интереса к народной речи, к повышению ее статуса. Эта тенденция особенно очевидной стала с началом возрождения казачества. Выходцы из казачьей среды в своем большинстве считают важным и необходимым знание как литературного, так и народного языка и умение правильно выбирать между двумя этими формами в зависимости от ситуации общения.
Наиболее документированной сферой является фольклор донских казаков, первые записи которого относятся к XVII веку (словесные тексты заговоров и песен) и с записью напева к XVIII в.
Обширность фольклорного наследия донских казаков затрудняет его целостное описание. Ученых привлекала в основном песня, которой посвящены многочисленные исследования, в том числе и опыты классификации. Песенные жанры достаточно полно, но не исчерпывающе отражены в пятитомном своде А.М. Листопадова «Песни донских казаков» и позднейших публикациях. Издания прозаического фольклора не столь многочисленны и систематичны. Но в совокупности с неопубликованными полевыми материалами они дают основание для обобщений.
Учитывая взгляд на наследие самих носителей традиции, к жанрам казачьего фольклора мы должны отнести те, что развивались и сохранялись в воинской среде, в условиях похода, вне поселений. В науке утвердилась расширительная трактовка системы жанров казачьего фольклора, согласно которой к нему относят все бытовавшие и передававшиеся из поколения в поколение виды фольклора. Их состав и соотношение со временем менялись.
Специфика донского фольклора определяется разграничением жанров по функционированию во внешнем и внутреннем быту . Этот подход, положенный в основание дореволюционных песенных сборников и выработанный на песенном материале, применим и к жанровой системе в целом. В качестве генерального разделителя в этом случае выступает пространственная оппозиция внешний/внутренний.
К жанрам внешнего быта должны быть отнесены исторические предания, устные рассказы, военные заговоры; исторические и лирические «молодецкие» песни, различные по форме (преимущественно протяжные разного уровня распетости) и маршевые пешего и конного строев (под шаг или аллюры коня). К жанрам внутреннего быта внеобрядовые – сказки, предания, легенды и былички, заговоры, связанные с лечебной и любовной магией; обрядовые приуроченные песни и речитации – календарные (зимнего и весенне-летнего цикла), семейно-бытовые (предназначенные детям песенки и приговорки, свадебные и похоронные песни и причитания), хороводные (игровые и плясовые) преимущественно приуроченные былинные (термин А.М. Листопадова) и балладные песни, лирические, различной тематики, духовные стихи и псалмы. И хотя при таком делении нас не удовлетворяет повторяемость жанров в группах в результате подразделения их по бытованию, репертуар и художественно-выразительные средства обеих жанровых групп оказываются в значительной степени дифференцированными.
