Кавказские повести - [318]

В «Мулла-Hype» не только второстепенные, массовые образы, но и один из центральных героев, Искендер-бек, показан в неразрывной связи с национальной средой, задуман как национальный характер. Путь его духовного развития — это путь сближения с народом, его верованиями и чаяниями. Местный колорит, фольклор являются средством психологизации образов многих героев последней повести Бестужева. Здесь удачнее, чем прежде, решается проблема индивидуальной психологии (Искендер-бек, Гаджи-Юсуф). В своем повествовании писатель стремится слить эпическое, лирическое и драматическое. Более широко в последней повести использованы комические средства характеристики. Однако в жанровом отношении и последняя повесть противоречива. Историзм и национальный колорит не овладели идеальным героем, поступки которого обусловлены в конечном счете не внешним миром, а непостижимой силой «таинственного» внутреннего духа. Более того, в момент наибольшего духовного напряжения идеальный герой Бестужева вообще теряет видимую связь с внешним миром и становится орудием сверхличных сил. Здесь очевидны стремление писателя отказаться от примитивной рационалистической трактовки человека, фатального детерминизма, с одной стороны, и идеализм в трактовке онтологических проблем, с другой. Это накладывает отпечаток на структуру романтической повести Бестужева, в которой сложным образом соотносятся субъективное и объективное. В повести «Мулла-Нур» эта противоречивость ощутима наиболее рельефно: в наличии двух противостоящих друг другу героев и двух различных концовок, в стилевой разобщенности произведения. Соответственно оказалась невозможной та синтетичность стиля, которая характеризовала реалистическое искусство, и в частности реалистическую повесть Гоголя.

Повести Бестужева 1830-х гг. с их пафосом объективности, с их переоценкой рационализма, с их острой общественной проблематикой представляют собою заметный шаг вперед в художественном развитии писателя. Проза Бестужева 1830-х гг. — интересное явление в истории русской повести вообще. Здесь проявились не только характерные черты романтического миропонимания, романтического жанра, но и с отчетливой убедительностью были предуказаны дальнейшие пути русской литературы к реализму. Органически связанные с романтической западноевропейской прозой (В. Скотт, В. Гюго) повести Бестужева 1830-х гг. во многом предвосхищали творчество Лермонтова и Гоголя. Первого привлекала в Бестужеве проблема личности, в высшей степени диалектическое художественное решение которой сумел найти автор «Героя нашего времени».

Страстная тяга к действительности, стремление к синтезу эпического, драматического и лирического начал повествования, блестящее мастерство рассказа, поэтизация народных обычаев, фольклора и даже противоречивая концепция личности — все это будет поднято на новую эстетическую высоту у Гоголя, с творчеством которого связан новый этап в истории русской повести.

Что же касается такой сокровенной идеи романтической эстетики и романтического жанра, как идея нравственной суверенности личности, свободы выбора как высшего проявления духовности человека в решающие моменты жизни, то она станет непреходящей (хотя и эволюционирующей) идеей романтизма, прямым восприемником которой будет реализм.

В реалистическом искусстве и реалистической эстетике глубинная идея свободной человечности, неисчерпаемости человека общественно-историческими обстоятельствами явится важнейшей уже в момент формирования реалистического метода в творчестве Пушкина. В дальнейшем — в творчестве Толстого и Достоевского — это приведет к эстетическому «взрыву» теории среды и последовательной победе идеи общечеловеческого в художественном творчестве.

Комментарии

Кавказское творчество Бестужева отмечено особенно драматичной издательской судьбой. Если ранние произведения (до 1825 г.) печатались под непосредственным наблюдением и при взыскательной корректуре автора, активного участника русской литературной и журнальной жизни 1820-х гг., то его многочисленные произведения кавказского периода издавались наскоро, небрежно, полулегально и иногда даже анонимно. Ссыльный писатель-декабрист, переведенный после настойчивых хлопот из Якутска в действующую армию на Кавказ, был полностью оторван от литературной жизни столиц и не мог, естественно, повлиять на ход издания своих произведений. В целом ряде писем с Кавказа (к братьям Полевым, к родным, к Н. И. Гречу) Бестужев мог только констатировать факты уродливых опечаток, нередко абсолютно искажающих смысл текста.

Вместе с тем видные журналы 1830-х гг. («Московский телеграф», «Библиотека для чтения», «Сын отечества» и др.) охотно печатали повести, рассказы и очерки Бестужева. Одно за другим выходили в свет «Испытание» (1830), «Вечер на Кавказских водах в 1824 году» (1830), «Страшное гаданье» (1831), «Аммалат-бек» (1832), «Латник» (1832), «Письма из Дагестана» (1832), «Фрегат „Надежда“» (1833), «Он был убит» (1835–1836), «Мулла-Нур» (1836).

С Кавказом связаны второе рождение писателя, его литературная слава и широкое признание. Это в первую очередь относится к собственно кавказским повестям, занимающим центральное место в творчестве Бестужева 1830-х гг. и наиболее полно отражающим особенности эволюции его романтизма. Имя Бестужева тесно связывается с Кавказом со времени выхода в свет «Аммалат-бека». Кавказу посвящено более половины всего им написанного в 1830-е гг.