Кавказ. Выпуск III. Европейские дневники ХIII–ХVIII веков - [45]

В общем, я видел, что мое любопытство служит препятствием к возвращению в Крым, которого пламенно желал мой опасающийся проводник, но мирза уверил его, что он может спокойно продолжать путешествие, принимая меры, которые он ему предложил. Я выразил ему тысячу благодарностей и поговорил с ногайцем таким же образом; кроме того, я обнадежил его обещанием, которое дал ему, сделать богатый подарок, чему он, казалось, обрадовался.

На следующий день, вместо того чтобы оставаться в этом месте или переменить хозяина, я, как обещал проводнику, в целях избавления от тех, которые хотели затащить нас к себе, решил продолжать путь, поблагодарив моего хозяина и его семью; они выразили недовольство, что я покидаю их так рано. Я дал им несколько небольших подарков и выехал из Хеллипса со слугой мирзы и моим проводником, превратившимся в моего раба. Последний был весьма задумчив и очень обеспокоен. Наконец он мне объяснил по-турецки (язык, который тот не понимал) предмет его беспокойства, а именно: тот слуга, увидя нас, углубившихся в стране, мог продать нас обоих в качестве рабов своего господина или как своих личных, или обеспечить для наших лошадей новых хозяев, которые, может быть, не будут так рассудительны, как первые, а ему известно, кроме того, что черкесы более строги к воровству, чем ногайцы. Я наилучшим образом уверил его, сказав, что не думаю, чтобы этот слуга способен был сделать то, чего он опасается; в общем, из боязни встречи с новым хозяином наших лошадей мы будем останавливаться в городах или селениях лишь для пополнения нашего багажа съестными припасами для нас и ячменем для лошадей. Он, казалось, немного успокоился этим.

В течение всего этого дня мы не видели по дороге ничего, кроме приятной смены полей, лугов и лесов, перерезанных несколькими невысокими горами, среди которых то здесь, то там появлялись мужчины и женщины верхом на лошадях.

Некоторые из последних имели сокола на руке, другие – колчан за спиной и лук в руке, вроде Дианы, одним словом, в том виде, как представил мне мирза. В полночь мы остановились у подножия небольшой возвышенности, сплошь покрытой лесом, чтобы освежить наших лошадей, покушать и отдохнуть. Мой ногаец собрал сухой хворост, пока черкес задавал ячменя лошадям, потер огниво и зажег хороший огонь. Мы съели холодное жаркое с галетами из тмина, которые наша хозяйка из Хеллипса положила в кофр, и мы все отдохнули до 5 часов утра: мои оба спутника на войлоках, помещавшихся под седлами наших лошадей, а я на своем ковре. После этого мы продолжали наше путешествие до полудня, пока не остановились около ручейка, сбегавшего с одной из соседних гор; быстрота обеспечила его от замерзания; он катил свои светлые воды по галькам с приятным журчанием. После того как наши лошади насытились ячменем и некоторыми травами, которые они нашли под снегом, скребя ее ногами, как татарские кони, мы зажгли, как и раньше, огонь, и наш черкес приступил к обязанностям повара следующим образом: он срезал две раздвоенные палки, воткнул их перед огнем и прицепил к другой заостренной палке, длиной приблизительно в одну пядь, кусок лани, которую он имел у себя в кофре; он положил оба конца этой палки, или деревянного вертела, на раздвоенные концы двух других и оставил мясо висеть таким образом над огнем, не трогая его, пока оно не было почти что изжарено с одной стороны, посыпая только от времени до времени немного солью вместе с мукой из тмина. Затем он повернул его на другую сторону и оставил, как и раньше, над огнем, пока мясо не было совершенно изжарено.

Пообедав, мы сели опять верхом и двинулись в путь, не встретив в течение дня ничего такого, что существенно отличалось от виденного раньше, если не считать большого числа гор и маленькой речки, которую черкес назвал Хипнео.

Вечером мы проехали через селение, состоящее приблизительно из 150 больших хижин, построенных так же, как и в Хеллипсе.

Обитатели, по крайней мере те, которых я видел, были не менее красивы, не менее вежливы и не менее гостеприимны. Один из них употребил все усилия, чтобы заставить нас переночевать у него; мой новый проводник был весьма обрадован, но ногаец отвечал, что я тороплюсь к берегам Меотиды, чтобы избежать оттепели, и решил останавливаться лишь для еды и отдыхать три или четыре часа, что мы и делали ежедневно, с тех пор как он был со мной, или в лесу, или на берегу источника. Однако мы зашли на час в хижину, где хозяин нас угостил бузой и кисловатым коровьим молоком. Было также подано кобылье мясо, которое черкесы, как и татары, хранят для путешествий, хотя и менее часто. Так как слуга мирзы имел большую медную бутылку, привешенную к седлу его лошади, которую мы опорожнили на месте нашей стоянки, то хозяин наполнил ее коровьим молоком как наиболее здоровым напитком, по его словам, и наиболее утоляющим жажду. Он хотел заставить приготовить нам обед свою жену, которая была еще молода и красива, как и все из ее народности, но мы извинились, заявив, что недавно пообедали. Он имел лишь одного молодого сына, приблизительно в возрасте пяти лет.