Кавказ в воде - [52]
Пират, так же, всех казарменных, несмотря на то, что все поголовно — земляки, сторонился, жил в казарме обособленно, сам по себе. Имел обыкновенную кошачью полосатую расцветку, но не имел правого глаза и левого уха, хвост отсутствовал: то ли в боевых действиях поучаствовать пришлось, то ли какой садист тесаком баловался — про то неведомо. Уж, какой есть — это факт.
Возможно именно по этой причине, что они не такие как все, но лично мне кажется в большей мере из-за того, что Пирата привлёк свежий запах раздавленной на днях полевой мыши исходящий от подошвы Владова ботинка, — Влад с этим котом и сдружились. Даже мурлыкал безухий, когда Влад его поглаживал, с картавинкой. Вот провалиться мне на этом месте, если вру! Так оно и было!
Надо отдать должное Пирату: благодаря наличию кота, реактивное состояние у Владислава в убоповском коллективе никак не проявилось.
Про тесак
«Гончар приделывает ручку кувшина где ему захочется».
Чеченская пословица.
А ведь было, было и у Владислава реактивное состояние! Но давненько — ещё до Гудермеса: в то время когда в голой степи блокпостом стояли. И был у него свой метод борьбы с этим душевным недугом.
В очередной командировке, в первый же день по прибытии на блок, трое друзей: Гаврил Герасимович, старлей — связист отряда; отрядный старшина — старший прапорщик Сергей Сергеевич, и Владислав — как самые опытные, пока другие переминались с ноги на ногу и сомневались: куда бы лучше заселиться, с ходу, без особого шума, вселились в небольшой, но довольно уютный вагончик. Обустроились, и начали службу служить.
Это было время, когда по всему Северному Кавказу в большей или меньшей степени шли каждодневные боевые действия, и когда по всем отрядам прошлась эпидемия по приобретению фирменных ножей. О тех ножах ходили легенды: сталь особая, дамасская, та, из которой самые лучшие медицинские скальпеля делают, изготавливают этот металл в самой Москве, производят ножи, опять же, самые лучшие оружейных дел мастера — ручная работа! Кроме того, благодаря народной рекламе и небывалому спросу, появились и левые фирмы, штампующие ножи «под фирму» — отличить невозможно. Бойцы покупали как готовые, так и под индивидуальный заказ. Каких только ножей у бойцов не было: и со страшным пилообразным обушком, и большие, и маленькие, и под австрийский штык-нож времён второй мировой, метательные, втыкательные, с выгравированным рисунком, с вытравленной надписью. Многие — сам видел, ходили и с двумя, а бывало — и с тремя клинками: на груди, на спине, на голени; либо — на бедре, и два за плечами, торчащие рукоятками вверх. Изощрялись в этом деле — кто как мог.
Нередко нож выступал в качестве «подмазки», подарка, и даже самой настоящей боевой награды. Но самое главное, конечно же — «последний аргумент»! Солидный грозный аргумент уже своим внешним видом выступает в роли успокоительного средства для предполагаемого оппонента, придаёт обладателю кинжала немалую значимость в глазах окружающих; красивый аргумент, кроме того, вызывает и нехорошее чувство зависти у не имеющего подобного и, соответственно — чувство гордости у имеющего. С какими завидущими, и в то же время уважительными взорами иной раз провожали бойцов спецподразделений простые армейские парни со штык-ножами на поясах. А сколько ножей было в своё время раздарено тем же армейцам — не счесть.
Герасимыч был первым из дружков который поддался этому «чеченскому синдрому», решил приобрести и себе, любимому, подобный кинжал: штатный автоматный штык-нож, глядя на других, его уже не устраивал. Специально выехал с группой выезжавших на войсковые продуктовые склады, как бы нехотя, невзначай, отбился от них, долго толкался по прилавкам на городском рынке, тщательно выбирал, прикидывал в руке: как истинный знаток проверял балансировку, хват, угол заточки. Остановил свой выбор на простенькой но изящной финке с рукоятью из набора кусочков кожи. Металл — что зеркало: и смотреться в него можно и им же бриться. Красивый нож.
Новый ножичек, по возвращению на блок, увидел старшина, сразу же оценил:
— Герасимытш, задари!
— С какой такой стати?
— Ну, как другу! — в глазах отразился блеск металла, рукоятку разве что на зуб не пробует.
— Давай, Сергеич, я тебе лучше налью, как другу! — собственно мог бы этого и не говорить, ибо уже налито, — давай, брат, за дружбу!
— Ага… Слушай, ты мне на самом деле друг? — пальцы отмеряют гарду.
— Ага… в городе их много…
— Тебе, жалко? — дыхнул тонким слоем на клинок.
— Для тебя, Сергеич, ничего не жалко, пей!
— Герасимытш, задари! — протёр клинок об рукав.
— Ты меня уважаешь?..
— Я тобою горжусь!
С поста подошёл сменившийся Владик:
— Привет, Герасимыч! Приехал?
— Привет, приехал.
Бросив разгрузку с автоматом на нары, Владислав взял нож особым хватом специалиста, подбросил в руке, повертел меж пальцев, скупо похвалил:
