Кавказ в воде - [19]

После короткого, ничего не значащего разговора о погоде в августе и привычной регистрации в журнале проезжающего транспорта, автомобили направились в сторону приграничного ингушского посёлка. Факт отсутствия госномеров, ни у кого на посту вопросов не вызвал, — время тревожное, специфика оперативной работы, маскировка в конце-концов. Дело обычное. Да и в группе милиционеров находятся сам командир чеченского ОМОНа Ризван Тутаев со своим заместителем Салауди и другие уважаемые люди.

Но о деле, по которому группа целеустремлённо направлялась в ингушский посёлок, союзники[7]-ингуши знать не должны. По крайней мере, если и узнают, то по возможности как можно позже, чтоб не помешали работе оперативников.

Дом главы поселковой администрации находился на центральной улице, неподалёку от мечети. Рядом пристроилась автобусная остановка сложенная из красного кирпича с шиферным навесом.

— Салауди, зайди, пожалуйста, в дом, пусть участкового вызовут, — попросил командир своего зама, — мы здесь подождём, не будем старика обижать.

Люди вышли из раскалённых машин на пустынную улицу. Салауди почти дошёл до калитки, но тут на крыльце дома появился мужчина, на вид лет за шестьдесят. Несмотря на тёплую погоду на голове у него была одета новая шапка из крашеного кролика, в руке, в качестве посоха, отполированная временем, крюковатая палка:

— Уассалям Уалейкюме, Ризван, — мужчина вышел со двора.

— Уалейкюм Уассалям, — командир группы приложил правую руку к своему сердцу, после чего, слегка поклонившись, обеими руками пожал протянутую стариком, морщинистую ладонь.

— Гостям всегда рады…

— Мы по делу, уважаемый Апти-ходжа, — перебил главу посёлка омоновец, — как бы нам вашего участкового увидеть? Поговорить надо.

Вся группа, несколько утомлённая дорогой, скрываясь от жаркого солнца и не вмешиваясь в разговор старших, зашла в тень, под навес пустующей остановки, где и продолжила начатую кем-то из них, ещё в машине, весёлую болтовню.

— Разговаривать будем у меня, Ризван?

— Само-собой, Апти-ходжа, спасибо.

— Сейчас, подождите здесь, — не вдаваясь в дальнейшие расспросы, ответил старик, — пошлю кого-нибудь за участковым.

Глава не спеша подошёл к соседнему, сложенному также из красного кирпича, большому красивому дому, громко стукнул палкой по калитке, встроенной в огромные железные ворота:

— Хавва, Хавва, эй, зуда[8]!

Калитка тут же открылась, старик прошёл во двор. Не прошло и минуты, как со двора выбежал десятилетний мальчик и целеустремленно побежал по улице, следом степенно вышел Апти-ходжа:

— Сейчас Хасан подойдёт. — заметив, что некоторые из молодых парней под навесом закурили, нарочито громко добавил, — а ты молодец, Ризван, не куришь.

Молодые люди непроизвольно попрятали дымящиеся сигареты в кулаки и прекратили смеяться.

— Скоро мне на пенсию выходить, Апти-ходжа, — уважительно ответил Ризван, — и сразу в Мекку хочу, в паломничество, к тому же семьёй обзаводиться пора.

— На пенсию-то рановато тебе. А в Мекку — это я одобряю, и отец твой одобрил бы, — глава обеими руками опёрся об палку, но при этом ничуть не ссутулился, — хорошим человеком был твой отец, уважаемым, помню я его по молодости. А тебя люди будут называть — Ризван-ходжа.

— Кто ж этого не знает, — широко улыбнулся чеченец, — правоверный, ходивший в Мекку — ходжа.

— Уассалям Уалейкюме! — подошёл участковый, — иди домой, мальчик. — здороваясь со всеми прибывшими двойным рукопожатием, с улыбкой на лице поинтересовался, — так какое дело привело вас сюда, может, ко мне зайдёте, устали с дороги?

— Уассалям, Хасан, спасибо, но мы по делу здесь, в следующий раз обязательно погостим.

Понимая, что люди приехали по серьёзному, исключительному делу, глава, сделав рукой приглашающий жест, предложил:

— Давайте всё-таки в доме ситуацию обсудим, зачем на улице стоять, некрасиво. Что люди скажут?

— Салауди, ты тоже зайди, пожалуйста. — Ризван снял с плеча автомат, передал в руки молодому сотруднику. То же самое сделал и его неразговорчивый заместитель.

В доме, опережая приглашение хозяина сесть за стол, привыкший принимать быстрые решения чеченец, без вступлений, торопливо посвящает главу ингушского посёлка и местного милиционера в суть проблемы:

— Вы меня простите, Апти-ходжа, но время не терпит. Ваш человек — Эжиев Руслан Бекханович, с января месяца не является в Ленинский РОВД в Грозный, по повестке к следователю. Три раза уже вызывали, больше чем полгода прошло, это нарушение всех сроков.

— Вот, пожалуйста, — невозмутимый, с виду, Салауди, наконец прервав своё молчание, достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги, протянул участковому, — постановление о принудительном приводе и номер уголовного дела.

Наступила неприятная тягостная тишина, к документу никто не притронулся. Апти-ходжа сел на стул. Явственно послышалось тиканье настенных часов.

С тем чтобы как-то разрядить обстановку, разговор возобновил дипломатичный Салауди:

— Времени уже прошло достаточно много, но рано или поздно… — непрочитанная бумажка отправилась обратно в карман.

— Я всё понимаю, — бросив взгляд в сторону главы посёлка, твёрдо произнёс участковый, — закон есть закон, — видно что, как и все правоверные сельчане, участковый находится под влиянием старейшины, — но присутствовать при задержании никак не могу: я здесь живу, и хочу, чтобы и моя семья тоже жила.