Кавказ - [37]

Надо полагать, что Алексей Петрович с горечью вспоминал свою отвергнутую высшей властью “Записку об управлении Кавказом”, утверждение которой позволило бы ему предотвращать роковые ошибки лиц, теперь ему не подчиненных.

Но в этом случае, как и в некоторых других, полностью полагаться на характеристику, данную Ермоловым своему недругу, не стоит.

Феофилакт был человеком образованным, а его приязненные отношения со Сперанским явно говорят в его пользу. Беда была в том, что при твердом характере, высоком самолюбии и стремлении во что бы то ни стало добиваться назначенных целей, он весьма слабо представлял себе, – и здесь Ермолов совершенно прав, – ту реальность, в которой ему предстояло действовать.

В. А. Потто, знаток кавказской истории, писал о нем: “Феофилакт, земляк Ломоносова, одна из тех редких, выдающихся личностей, которые всем своим гордым, упорным характером и направлением умственного развития как бы предназначаются на реформаторскую деятельность, страстно отдаются ей и становятся ли жертвой своей идеи, или добиваются торжества ее”3.

Получив в 1817 году пост экзарха – высшего духовного лица – Грузии, Феофилакт решительно принялся, так сказать, оптимизировать саму церковную структуру не только Картло-Кахетии, но и сравнительно недавно вошедших в состав России Имеретии, Гурии и Мингрелии.

Причины, вызвавшие мятеж в Имеретии, столь характерны для сложностей, с которыми русская администрация сталкивалась при управлении вновь присоединенным краем, что стоит привести свидетельство непосредственного участника событий, молодого офицера Иосифа Петровича Дубецкого: “Высшие духовные должности, как то: митрополии, епископства, отдельные монастыри и т. п., имевшие значительные удельные имения, и, следовательно, весьма доходные, замещались дворянами из высших фамилий… Для изменения столь вредной монополии, увековеченной временем, нужен был человек с умом, сильною волею и властью не стесненный. Притом же подобный перелом в народе полудиком и невежественном не мог произойти без кровавых усилий”.

Это представление о народе, в частности, Имеретии, как “полудиком и невежественном”, широко бытовавшее в среде русской военной и гражданской администрации, лежало в основе многих тяжелых конфликтов, ибо давало право игнорировать многовековые религиозные традиции и бытовые обычаи.

“В это время появился подобный человек, – писал Дубецкий, – как бы посланный свыше. То был архиепископ Феофилакт, экзарх Грузии и Имеретии, в полной мере достойный современник Ермолова. Великий ум, обширное образование и энергический характер явили в нем замечательного государственного мужа, коему подобного, быть может, и не было в России на поприще духовной иерархии. Он смело приступил к преобразованиям и встретил сильных противников в имеретинской иерархии. Посему решено было отправить в Россию двух главных сановников митрополитов: Гелацкого и Кутаисского. При арестовании их поступлено было не деликатно, ибо против сопротивления одного из них употреблены в дело приклады и штыки, так что архипастырь, избитый и окровавленный, был связан и посажен на лошадь силою.

Для князей, неискренне расположенным к русским, причины этой было достаточно для поднятия знамени бунта”.

Дубецкий, принимавший участие в событиях исключительно на уровне военных действий, не очень вникал в суть разгоревшегося противостояния.

А причины конфликта были весьма серьезны.

По представлению Феофилакта было резко сокращено количество церквей, а вместо девяти епархий, на которые были поделены территории Имеретии, Гурии и Мингрелии, остались только три – по одной на каждую область.

До появления экзарха из России высшее грузинское духовенство по своему усмотрению распоряжалось церковными доходами. Феофилакт начал тотальную ревизию для определения размера этих доходов. Ревизия сопровождалась переписью церковного имущества.

Мы так подробно остановились на имеретинском эпизоде, потому что он с абсолютной ясностью демонстрирует подоплеку общей драмы, главным действующим лицом которой был Ермолов, – а именно взаимного непонимания противостоящих сторон и нежелание сильнейшей, российской, стороны вникнуть в систему представлений тех, кого она стремилась осчастливить.

Решительно не одобряя, как мы знаем, действий Феофилакта, Алексей Петрович тем не менее считал, что начатую реформу надо проводить до конца, чтобы не проявить пагубную в этом краю слабость. Ему принадлежит решение о высылке в Россию оппозиционных митрополитов.

Для Ермолова мятеж в Закавказье, в непосредственной близости от турецкой границы, где правил враждебный России ахалцыхский паша, был тревожным симптомом. Пространство измен и беспокойств стремительно расширялось. Кроме персидской проблемы, могла появиться и традиционная турецкая. Вкупе с продолжающимся сопротивлением горцев это создавало положение тревожное. Тем более что по его инициативе Россия только что обидела турок, отказав им в уже обещанных территориях.

И Алексей Петрович счел нужным написать подробнейший рапорт начальнику Главного штаба князю Волконскому, зная, что князь Петр Михайлович доложит государю его соображения.