Кавказ - [35]
Распространение христианской религии, которая столько нужна для смягчения зверских народов, совершенно прекратится, и если взглянуть на бедственное состояние христиан, обитающих во владениях турецких, то каких утеснений и истязаний ожидать надлежит новым христианам, которые отреклись от прежней Веры, надеясь на могущественную защиту России? Сие оставление единоверцев произведет наибольший для нас вред в общем мнении. Весьма неосновательно предположение, что возможно оградить турецкое правительство какими-нибудь на предмет сей условиями.
Такое ли государство ручаться может за исполнение оных, где внутреннее в высочайшей степени расстройство, междоусобные войны и необузданное своевольство истощают действие власти? Разве выполнены им условия в отношении к сербам и обоим княжествам? Здесь лучше мне известны обстоятельства, и я беспрерывно вижу бессовестное и наглое нарушение трактата. Теперь подданные Турции участвуют в возмущении Имеретии и Гурии, главные оного зачинщики явно приняты в Ахалцыхе; теперь нескольких солдат наших и казаков, убитых в перестрелках, головы представлены Паше Ахалцыхскому, и область, им управляемая, есть верное убежище всех злодеев и изменников.
Нельзя без ужаса представить ежечасно грозящую нам чуму, от коей, по соседству с турками и по наклонности к беспорядкам здешних народов, нет средств, и что тогда чрез Сухумскую пристань будет она свободнее распространяться в горы, и оттуда на Кавказскую Линию и далее.
Доселе наблюдением командующего гарнизоном нашим в Сухом-Кале сколько возможно полагается преграда торгу пленными, для чего предложено мною назначение нескольких судов для крейсирования около берегов, но, по уступлении Абхазии, торг сей усилится в полной мере. Он заслуживает внимания, когда о прекращении продажи негров столько государств не престают заботиться, и тем более будет чувствителен, что продаваемые будут христиане, жители Мингрелии и Имеретии. Всего скорее турецкое правительство приступит ко всяким условиям относительно запрещения торга пленными, и всего скорее нарушит оные. Кому может вверить оно надзор за исполнением, когда торг сей находит нужным для себя каждый значительный турецкий чиновник? Когда, сверх того, с давних времен Кавказские горы снабжали гаремы султанов и первейших государства и жителями сих гор наполнялась милиция мамелюков в Египте? И так надобно быть чрезмерно доверчивым, чтобы в сем случае на обещание турок полагаться.
Абазинцы, народ подвластный Турции, теперь уже в большом количестве имеют вооруженные лодки и производят около берегов разбои. Если новые сии корсары будут иметь для пристанища удобную Сухумскую бухту и так называемую Бюгвиндскую, то, при равнодушии с нашей стороны к сему предмету, в короткое время купеческие суда наши не будут сметь приходить в Редут-Кале, и мы лишимся подвоза из Россия провианта, которого, не имея здесь в земле, не в состоянии будем защищать владения наши, и тогда не одной Абхазии лишиться можем.
Если недовольно сильно умел я выразить все описанные мною неудобства и если не могу надеяться склонить внимание правительства к моим рассуждениям, я присоединяю убедительнейшую просьбу, для чести Правительства, для успеха в здешней стране дел наших, не отдавать туркам A6хазии, ниже какой-либо части оной. Не все, предвидел я, могущие от того произойти, последствия, но знаю из четырехлетних внимательных наблюдений моих, что если турки владеть будут какою-нибудь частию полуденной покатости Кавказских гор, невзирая на прозорливое благопопечение Государя Императора, значительно усилившего войска здешнего корпуса, их будет недостаточно; государству умножение их тягостно, содержание разорительно. Восстанут народы, доселе удерживаемые страхом, ни откуда помощи не ожидающие; дадут им оную турки, и тогда всякая внешняя война повлечет за собою несчетные неудобства и самые опасности. Трудно будет, или паче невозможно, удержаться в Мингрелии, Гурии и Имеретии, и если еще некоторое время сохраним их в зависимости, то они будут служить развратом прочим владениям нашим; ибо, конечно, не в состоянии будем употреблять над ними власти, и надобно будет управлять вредными угождениями.
Карты всей Абхазии не имеется, и снять оную не иначе возможно, как войдя в землю с довольно сильным отрядом войск; но берега сняты с достаточною верностию в 1817 году от Редут-Кале до Сухум-Кале и внесены в карту, в прошедшем году изданную.
Если же уважение каких-либо мне неизвестных обстоятельств, несмотря на последствия, должно решить участь Абхазии, или только Сухум-Кале, я прошу покорнейше Ваше Сиятельство исходатайствовать Высочайшее соизволение Государя Императора, в милостях ко мне неистощимого, дабы исполнение того возложено было на другого; ибо я, будучи начальником в здешней стране, много потеряю в общем мнении, тому способствуя.
11 Марта
1820 года”.
Александр нашел время среди геополитических своих дел вдуматься в аргументы Ермолова и решение свое отменил…
Повторим еще раз основополагающую формулу, которой Алексей Петрович описал окружающую его реальность: “…неприятели повсюду, измены рождаются новые на каждом шагу, спокойствия нет…”
Известный петербургский писатель-историк приоткрывает завесу над «делом царевича Алексея», которое предшествовало событиям 1730 года, важнейшего периода русской истории, в котором обнаруживаются причины последующих исторических катаклизмов, захлестнувших Россию и разразившихся грандиозной катастрофой революции 1905 года. В это время у России появился шанс — выбрать конституционное правление и отказаться от самодержавия.12+ (Издание не рекомендуется детям младше 12 лет).В оформлении лицевой стороны обложки использована картина И.
Восстание 14 декабря 1825 года оставило трагический след в истории нашей Родины. Автор подробно прослеживает запутанную ситуацию междуцарствия, драматические события самого дня восстания, острую борьбу как в правительстве, так и в рядах тайного общества. Перед читателем предстают яркие характеры участников восстания, исследуются мотивы их поступков. Читатель познакомится и с теми, кто противостоял декабристам, с великими князьями и их окружением. Автор использует новый архивный материал. Для широкого круга читателей. 2-е издание, переработанное и дополненное.
Российско-кавказская драма — одна из самых ярких и горьких в нашей истории. Тяжелая война, истоки которой уходят во времена Персидского похода Петра I (1722 год), длившаяся шестьдесят лет в ХIХ веке и мощной подземной рекой вышедшая на поверхность в конце века ХХ, во многом определила судьбу России. Активный участник и историк завоевания Кавказа генерал Ростислав Фадеев писал в 1860 году: «Наше общество в массе не сознавало даже цели, для которой государство так настойчиво, с такими пожертвованиями добивалось покорения гор».
Книга Якова Гордина посвящена одному из самых ярких эпизодов в истории Российской империи — восстанию декабристов. Автор подробно исследует головоломную ситуацию, возникшую после смерти Александра I. Он предлагает свои решения загадочных ситуаций и труднообъяснимых поступков, отыскивает смысл и логику там, где они, казалось бы, отсутствуют. .
Первая книга двухтомника «Пушкин. Бродский. Империя и судьба» пронизана пушкинской темой. Пушкин – «певец империи и свободы» – присутствует даже там, где он впрямую не упоминается, ибо его судьба, как и судьба других героев книги, органично связана с трагедией великой империи. Хроника «Гибель Пушкина, или Предощущение катастрофы» – это не просто рассказ о последних годах жизни великого поэта, историка, мыслителя, но прежде всего попытка показать его провидческую мощь. Он отчаянно пытался предупредить Россию о грядущих катастрофах.
Книга Я. Гордина «Дуэли и дуэлянты» посвящена малоизученному, но очень важному аспекту русской истории петербургского периода — дуэльной традиции русского дворянства. На материале архивных документов — военно-судных дел и многочисленных мемуарных свидетельств автор излагает историю дуэлей в России XVIII–XIX веков. Трагические и комические ситуации, сильные характеры и примеры слабодушия, борьба власти с правом дворян самим разрешать свои личные конфликты, мучительное осознание и, затем, яростное отстаивание понятия дворянской чести — все это дает яркую и разнообразную картину жизни, прежде всего столичной, с петровских времен до середины прошлого века.В книге публикуются дуэльные кодексы и — впервые — «Дело о поручике Л.-Гв.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.